Я отрываю лицо от парты, вовсе позабыв, что нахожусь не дома. Стоит мне сомкнуть веки, как тут же засыпаю, видимо, пора заканчивать с ночными прогулками за колой. Выпрямляюсь, но не вынимаю наушники из ушей, даже когда вижу учителя, идущего между партами к своему столу. Он окидывает кабинет взглядом и всех присутствующих, оценивает обстановку, но уделяет пару секунд на то, чтобы убедиться в отсутствии той, на которую можно сбрасывать всю свою злость.
Да, Эмили нет.
Я зеваю, не прикрывая рта ладонью, ибо мне крайне лень делать лишние телодвижения, и смотрю на пустое место рядом с собой, после чего поднимаю взгляд на дверь кабинета, которую закрывает за собой последний вошедший. Откашливаюсь, решив вовсе не реагировать на учителя, который смотрит на меня, что-то говоря, но сегодня я предельно ленив, и мне, честно, всё равно, так что не собираюсь вынимать наушники из ушей. Так что уже предвкушаю крик и ор со стороны мужчины, который бросает журнал на стол, быстро направляясь в мою сторону. Что-то говорит, отчего мускулы его лица напряжены, но продолжаю смотреть на него с прежним равнодушием, только выполняя его просьбу, касающуюся того, чтобы я покинул кабинет. Он рывком указывает мне на выход, так что ему даже не нужно уговаривать и надрываться. Я тут же поднимаюсь, подсознательно понимая, что ждал нечто подобное, чтобы продлить свой сон, но уже в кабинете медсестры или стоит вовсе уйти?
Собрав свои вещи, я покидаю кабинет под надзором Джизи, которая уже какой день пытается заговорить со мной, вывести на диалог. Отчаянная, что ещё можно сказать? Иду по коридору. Шумно, ибо закрытые двери кабинетов не способны сдержать тот вой, что стоит внутри. Не скажу, что мне жаль преподавателей, скорее я не люблю гул, так что могу понять их ненависть к нам. Я вовсе не озадачен частотой посещения Эмили школы, но как она объясняет пропуски? Думаю, учителям лишь нужен повод, чтобы привязаться к ней, так что прогулы — это неплохая причина для мозгового штурма.
Роюсь в карманах, находя пачку сигарет и зажигалку, сворачиваю к лестнице, решая провести урок на заднем дворе школы, чтобы хорошенько вздремнуть. Шаги. Тяжелые, такие же уставшие, как и мои. Поднимаю глаза на русого парня, который поднимается по лестнице, уставившись в пол. Торможу, сунув сигарету в рот, и откашливаюсь, привлекая внимание этого типа, и тот всё-таки поднимает голову, хмуро взглянув на меня, немного сбавляет недо-скорость. Видимо, вовсе не спешит на урок. Так даже лучше.
— Курить будешь? — предлагаю ему спокойно, продолжая спускаться. Парень выпрямляется, уж больно раскованно принимая протянутую мною сигарету, после чего оборачивается, так же уверенно плетясь за мной вниз.
На заднем дворе всё так же тихо. Из-за плохой погоды, хотя пасмурное небо и накрапывающий дождь мне кажется приятнее, чем гребаное пекло на солнце, уроки физкультуры проходят в зале. Я курю, наблюдая за поверхностью воды в бассейне, которая никак не успокоится, ведь её «расталкивает» ветер, плюс сухие листья падают на гладь. Русый парень рядом так же тихо курит, молча наслаждаясь никотином, видимо, у него реальная зависимость от этого, что даже глаза прикрывает. Сидим на крыльце, выкуривая уже по второй, а он может быть и третью, я не могу отказать. Если это нужно, то пускай берет.
— Выгнали? — я крайне поражен, что парень говорит первым, но и не вижу в этом ничего плохого, поэтому хмурю брови, пустив облако дыма из ноздрей:
— Ага.
— Похожая ситуация, — его голос такой же хриплый, как у меня, но сомневаюсь, что это последствия от курения. Русый втягивает никотин:
— Меня выгнали с физры.
Я изгибаю брови от удивления, взглянув на парня:
— А что нужно сделать, чтобы тебя от туда выгнали? Я что только не перепробовал, всё без толку.
Русый усмехается краем губ, потушив кончик сигареты о бетонный пол:
— Ничего такого, просто, есть люди, которых ему сложно вывести из себя, поэтому, — смотрит на меня, — он сам заводится и, чтобы не терять лицо, выгоняет меня.
— Прёт тебе, — ворчу, недовольно закатывая глаза. — Максимум, чего я могу добиться, это пол часа сидения на корточках и держания рук на весу.
Парень уже улыбается, теперь он вовсе не кажется мне забитым, каким демонстрировал себя всё это время. Русый бросает окурок в сторону бассейна, роется в карманах, вынимая жевательную резинку, и протягивает мне, так что не отказываюсь, принимая.
— Томас, — представляется, протягивая мне ладонь.
Не скажу, что я против рукопожатий, но лишний раз мне не охота кого-то касаться, так что мне приходится реально раздумывать над своими действиями, но, если быть честным, мне не хочется создавать неловкости, кажется, этому типу тяжело дается вообще говорить с кем-то. Странно, но мне он напоминает мужскую версию Эмили, так что, игнорируя внутреннее противоречие, пожимаю его ладонь, вот только голос звучит не так, как хотелось бы:
— Дилан, — и мне не нравится, когда кто-то называет меня по имени, но… Но, черт, я не хочу думать об этом сейчас…