*
121
от бессознательного, и мы сможем чтоОто заметить
лишь после многократных повторений, терапии или
внезапной вспышки инсайта. В стихотворении «НеО
взирая ни на что», написанном десять лет спустя
после двух предыдущих, Данн начинает этот проО
цесс исследования.
Однажды отец взял меня с собой на Рокэуэйз
во время урагана
посмотреть, как волнуется океан,
что привело мать в бешенство, ибо ее любовь
была настоящей, оберегающей.
Мы видели водяную кашу из древесных крошек.
Мы видели, как вода
поднималась до борта лодки. Мы чувствовали стихию
в мельчайшей водяной пыли.
В тот вечер: за ужином — молчанье; а шторм
нес холодный и более привычный воздух.
Мой отец
всегда с наслаждением доводил свои ошибки
до беды. Мать всегда настороженно их ожидала,
как угнетенный
ждет своего исторического момента.
Ежедневно, после шести, я направлял мой велосипед
в направлении гостиницы на Флит Стрит,
чтобы забрать отца на ужин. Все его друзья
были там: одинокие, гордые ирландцы,
которые всегда хохотали.
Мне было стыдно за него, стыдно
звать его домой. Но кем я был тогда — только
мальчиком,
который узнал любовь
ветра; ветра, который дует, куда захочет,
невзирая ни на что. Должно быть, я потерял
рассудок —
вот что сейчас происходит*.
И опять мы видим, как родитель становится
посредником, с помощью которого ребенок постиО
гает таинства стихии: штормящий пенистый океО
ан и страшный ураган. Отец выступает как психоО
*
122
помп, проводник души в царство чудес. Мать дает
ощущение защиты — защиты настоящей, но ограО
ничивающей. Таковы разные стороны любви, котоО
рые нужны ребенку. И тогда за обеденным столом
сталкиваются две формы эроса, а между ними —
ребенок. Ураган является метонимией других, боО
лее мрачных штормов. Так, ребенку, находящемуО
ся между матерью и отцом, стыдно позвать домой
отца, ему стыдно быть посланцем матери. Ребенок
интериоризирует именно этот стыд, именно эти
воспоминания о растерянности, которую он испыО
тывает, оказавшись между родителями. Он любит
их обоих, нуждается в них обоих и одновременно
испытывает потребность следовать в русле собсО
твенного внутреннего потока, невзирая ни на что.
Спустя годы все происходящее будет оценено как
трагедия, принесшая значительный урон. А в чем
состоит этот урон,— спросим мы? Каково его возО
действие? Каков сегодня результат этого воздейсО
твия на вас и на тех, кто вас окружает? Но это уже
вопросы для других стихотворений.
Пока мы остаемся бессознательными, мы поО
прежнему будем нести в себе следы печали, гнева
или непрожитой жизни своих родителей. РазумеО
ется, стыд мы тоже несем в себе, ибо, если человеку
становится стыдно, значит, он ощущает себя приО
частным к психологическим травмам других людей.
В конечном счете мы можем лишь осуждать других
за их душевную черствость, что вовсе не означает, что они сразу перестанут причинять вред себе и окО
ружающим. На примере этих трех стихотворений
Стефана Данна мы смогли увидеть позитивное и
негативное воздействие родительских комплексов.
Повторяю: существование комплекса так же неизО
бежно, как неизбежна индивидуальная история чеО
ловека. То, что не осознано в прошлом, будет мешать
нашему настоящему и определять наше будущее.
Ощущение того, как о нас заботятся, самым непосО
123
редственным образом влияет на нашу способность
заботиться о других. Ощущение, что нам оказываО
ют доверие, непосредственно влияет на нашу споО
собность определять свою жизнь. Критерий того, до какой степени мы можем подвергать риску свои
отношения или даже считать их поддерживающими, а не травмирующими, напрямую зависит от уровня
осознанности нашего диалога с родительскими комО
плексами.
Родители большинства из нас сами страдали от
эмоциональных травм, а потому не могли удовлетО
ворить наши архетипические потребности в заботе
и доверии. Совершая переход через Перевал, очень
важно подробно изучить свою личную историю. Мне
известно расхожее мнение о том, что психотерапия —
это обвинение родителей во всех своих несчастьях.
Совсем наоборот: чем более чувствительными мы
становимся к хрупкости человеческой психики, тем
более мы склонны прощать родителей за их раниО
мость и способность наносить раны другим. Главное
преступление — оставаться бессознательным, и отказ
от соучастия в этом преступлении требует болезненО
ных усилий. Какие бы травмы и недостатки мы ни
нашли в своей биографии, нам следует стать родитеО
лями самим себе.
Естественно, гораздо труднее достичь того, что
не активизируется в нас архетипически. Ничего
нельзя достичь без огромного риска, ибо человек
должен отважиться ступить на пугающую его неО
изведанную землю. Если я пережил предательство
со стороны родителя, то мне будет гораздо сложнее
доверять другим и, следовательно, идти на риск при
установлении своих отношений с окружающими.
Я начну бояться представителей противоположО
ного пола. Я сам стану портить свои отношения с
ними, поскольку с самого начала буду совершать