Hollywood на Хане

- Валера, сейчас уже поздно, я только что закончил возиться с ужином, и нам вставать ночью на восхождение... Я не буду заниматься этой хернёй... - я изо всех сил стараюсь говорить спокойно, но голос мой дрожит и проваливается – срывается от сдавленной ярости. Эти флаги действуют на меня, как красная тряпка на быка, причём флаги любого цвета, не только красные...

- Ян, ребятам это нужно для фильма, Гоша поставил четкое задание: снять флаги на вершине... Я тут для того, чтобы делать то, что мне говорят режиссёр и продюсер.

- ТЫ, КАК ХОЧЕШЬ, а я иду спать… - Я продолжаю нервные попытки закрепить юркий каремат на крутом снежно-ледовом склоне, демонстрируя тем самым неумолимость своих намерений... Этим своим "ТЫ, КАК ХОЧЕШЬ" я деликатно намекаю Валере, что если он хочет, он может подшивать эти тряпочки самостоятельно хоть ночь напролёт... Поняв мой намёк, Валера - и сам - человек деликатный, - намекает мне, что не операторское это дело заниматься актёрским реквизитом - у них хватает своих забот и обязанностей... Мол, что ещё? Может тебя ещё загримировать да помассажировать... Мы продолжаем с ним интеллигентно препираться - в высшей степени деликатно... - а пара литовцев наблюдает за нами со всё возрастающей тревогой, ожидая, видимо, что мы вот-вот перейдём на мат, того не ведая, что я никогда не ругаюсь матом при женщинах, а Валера и вовсе не знает грубых слов: он даже жопу называет "плохой погодой"...

- Давайте я пришью флаги... – доносится из литовского угла пещеры, и мы с Валерой надолго замолкаем. Я - потому что чувствую себя неловко: своим саботажем я, вроде как, вынуждаю постороннего человека проделать сугубо нашу работу, а Валера - потому что понял это и ждёт развития событий... Мяч - на моём поле...

- Спасибо, Довилия, - говорю я - но это, вообще-то, наша работа... Я не хочу её ни на кого сваливать. Если мы решим её сделать, мы сделаем, а если нет - она останется не сделанной...

- Да нет, для меня это не работа, а развлечение. Мы сидим тут уже второй день... Давайте я пришью!..

Я неопределённо пожимаю плечами, а Валера передаёт Довилии полиэтиленовый пакет с флагами.

Я чувствую себя премерзко: мой каремат продолжает сползать по склону, а в углу пещеры гибридом Золушки со Снегурочкой сидит Довилия и выполняет предназначенную мне работу...

Первая половина ночи стала для меня сущим кошмаром: стоило мне на секунду задремать, как я начинал соскальзывать вниз вместе со своим карематом. Я просыпался, пытался затащить нас обоих повыше, не вставая, хотя прекрасно сознавал, что такие трюки удавались только барону Мюнхгаузену. Отчаявшись, я откатывался вместе со спальником в сторону, подтягивал каремат повыше, изгибаясь, как гусеница, заползал вверх по склону и затем перекатывался обратно на каремат, но стоило мне отключиться - всё в точности повторялось. Мерный храп и младенческое посапывание моих друзей доводили меня до белого каления…

Проснувшись в очередной раз и едва успев "зарубиться" голыми пальцами на самом краю ледяного алькова, я понял, что пришло время похерить интеллигентские комплексы…

Расталкивая обоих операторов, я объяснял им, что если они хотят иметь «хэппи энд» своему фильму, им придётся потесниться и дать место главному и на данный момент единственному герою, но слушали они меня, по правде говоря, невнимательно: Саша не прервал мерного храпа, а Валера попытался мне оппонировать с непосредственностью не совсем проснувшегося человека: возмущённо помычал, пробормотал что-то, отрицая, не открывая глаз сослался на Александра: мол «мне коза сейчас сказала…» Затем, он попробовал перевернуться на другой бок, но я уже был тут: ввинтился между ним и стенкой пещеры, подвинул, перекатил, захватил стратегические плацдармы…

Наступивший день принёс нам вместо восхождения лютый холод, от которого стынет хрусталик глаза, мелкую сечку снега и долгие часы отсидки в ледяном пузыре, плывущем сквозь мглу и вибрирующие воздушные потоки. Ближе к полудню, когда немного потеплело, и с седловины потянулись первые цепочки беженцев, мы сумели убедить литовцев, что им пора уходить из этого гиблого места. Спустившись с вершины, они застряли на седловине из-за непогоды и вот уже двое суток безвылазно сидели в пещере. Поколебавшись, они собирают рюкзаки и уходят.

С неизбежностью возникает вопрос, «что делать, если…»: что делать, если погоды не будет и завтра, что делать, если её не будет и послезавтра… Тут-то и проявилась разница между моим положением и положением обоих операторов.