Наступило тягостное молчание. Они были смущены сказанным, а я чувствовал себя затравленным, обезоруженным и загнанным в угол. Это был очевидный удар ниже пояса…
Наконец, я выдавил из себя, закрывая тему:
- Знаете, насчет медицинских проблем, вам виднее, - что я могу сказать... Но я точно знаю, что если бы это было ВАШЕ восхождение и ВАША вершина, вы сидели бы тут до упора и вышли бы в любую погоду…
На удар ниже пояса я ответил ударом ниже пояса…
Мы молчали, Валера поигрывал желваками. Саша Коваль заёрзал… « Я пойду с тобой» – сказал он, решаясь, – «если погода даст шанс, мы поднимемся на эту гору…»
Я был благодарен и опустошен одновременно. Это была победа, но это была победа Пиррова…
- Давайте посидим тут хотя бы до послезавтра. Если до послезавтра ничего не изменится, уйдём вниз – сказал я, чтобы, во-первых, ответить хоть что-то, а во-вторых – пройти свою половину пути…
Я был недоволен собой, я был недоволен ими, но более всего я был недоволен горой, столкнувшей нас лбами…
Весь день мело с переменным успехом, а под вечер мы получили прогноз погоды: "в течение ближайших нескольких дней - без изменений к лучшему..." Всё было напрасно - весь этот наш спор, вся эта ломка копий.
Видимо, прогноз обезоружил не нас одних: в течение всего этого дня седловина Хана вымирала, и вихри снега метались и суетились, спеша запечатать рты пещер, распахнутые в изумлении от неожиданного бегства постояльцев... Надо признать, - я проиграл и на этот раз...
С новой силой встал вопрос о целесообразности нашего тут пребывания, и на этот раз мне уже нечего возразить ребятам... «Если завтра утром погоды не будет» - подавленно соглашаюсь я – «пойдём вниз...» Затем, помолчав, зачем-то добавил: «...а послезавтра будет погода...»
Я знаю, что не должен был этого говорить.
Последний конфликт - на этот раз, несколько комического свойства - разразился поздно ночью, после одного из тех сеансов связи, посредством которых Гошины кинематографические фантазии дохлёстывали до наших горних высей...
- Я никуда не пойду! - говорю я злым и склочным тоном – передай Гоше, пусть выроет нору в базовом лагере и снимает там Лёшин выход хоть всю ночь напролёт!..
- Я дам тебе рацию, скажи ему это сам!.. - Лихорадочный румянец пробивается сквозь археологические слои солнцезащитного крема на Валериных скулах…
- Дай, дай мне рацию!.. Я скажу ему ВСЁ, что я думаю!.. - дай мне рацию!..
- Ян, к чему эти разговоры?.. Это моя работа, мой долг: я должен отснять все эпизоды, которые нужны Гоше с Лёшей... – настаивает Валера, и я чувствую, как его дисциплинированная душа изнемогает от одной только мысли, что съёмочное задание, поступившее в три часа ночи из базового лагеря в пещеру на седловине, может остаться невыполненным…
- Ага-а-а! – продолжаю злобствовать я – как на вершину идти, так это "плохая погода", а как тащиться на гребень для дурацких имитаций, так «Ян, давай, давай!..»
Валера обиженно замолкает, и в наступившей тишине я начинаю потихоньку остывать, всё ещё потрескивая… Саша молча восседает на своём ледяном «топчане» и теребит бороду по сложившемуся у нас обыкновению…
В полтретьего ночи он проверил погоду и вынес вердикт: «в такую погоду на гору не ходят». Посовещавшись на средних и повышенных тонах, мы договорились встать в пять, с рассветом, и проверить погоду ещё раз. Выход в шесть утра всё ещё оставлял нам шанс взойти на вершину. Валера связался с базовым и доложил обстановку руководящему дуэту – режиссёру и продюсеру. Тут-то и выяснилось, что выход из пещеры в лучах рассвета решительно не вписывается в Гошину художественную концепцию. «Вы можете идти, когда угодно» - сказал он – «можете вообще никуда не идти, но вы должны отснять ночной выход на восхождение!».
Я к этому моменту (второй день отсидки в унылой берлоге…) был взрывоопаснее, чем пояс шахида. Мысль о каких-то там пошлых имитациях была мне противна и унизительна, она оскорбляла самую суть моей тоскующей восходительской души... Какая пошлость: выйти якобы на восхождение, «мужественно» тропить по колено в снегу, изображая непреклонную решимость, чтобы через пять минут, по команде «Всё! Снято!», юркнуть обратно в пещеру… Бр… Ни за что! В гробу я видел этот кибениматограф, эту хренову "фабрику грёз"!..
Не хочу и не буду!.. Я предпочитаю использовать оставшиеся пару часов на отдых перед всё ещё возможным восхождением, вместо того чтобы участвовать в этих несуразных игрищах.
Валера сидит печальный и растерянный, приютив на коленях бесполезную камеру…
- На гребень я не полезу, - даже не думай, но выход из пещеры и начало движения вверх по склону мы, пожалуй, можем отснять…
Валера вскакивает и, не говоря ни слова, начинает готовить камеру к съёмке…
Спустя десять минут, чертыхаясь и проклиная килограммы сухой ледяной пыли мгновенно проникающей в малейшие прорехи в моём пуховом облачении, я выкатываюсь в колючий непроглядный мрак…