HOMO Navicus, человек флота. Часть первая

За удовольствие ребята расплатились собственной шкурой. Она висела лохмотьями по всему телу, кроме мест, где были плавки, и белых «очковых» пятен вокруг глаз. Мало того, что зрелище было мерзопакостным, они и стоять не могли, не то, что ходить. Тела были в мерзких пузырях-водянках, лопающихся от малейшего прикосновения. Из-под отслужившей свое сожженной кожицы светилось живое, сочащееся мясо. Вот это погуляли, с размахом, по-курортному! У них даже языки распухли. А ты не пой, когда в солярии находишься, и язык лишившему тебя схода начальнику не показывай, тем более за глаза.

Пришлось отправлять их, хорошо отдохнувших, в госпиталь.

Там решили, что привезли больных с предпоследней стадией сифилиса, но венерологическое было переполнено, поэтому пересмотрели диагноз и определили чуму. А раз чума, так их в инфекционное отделение уложили. Больные, которые с ящуром или гепатитом лежали, в окна повыпрыгивали, когда наших друзей увидели.

В курилке инфекционников живо обсуждался извечный вопрос: кто виноват и что делать. Особенно громко один старлей возмущался:

– Мало того, – говорит, – что на любимой женщине «желтуху» поймал, в госпитале мандавошек привили, а теперь и чумовых привезли? И куда я после выписки такой пойду, кому нужен буду? Одну беду извел, от второй вылечат, теперь третью преодолевать буду. А если я не согласен?

Кто не знает, поясню, что мандавошка и вошь платяная – одно и то же «лицо». Кастелянша белье в кладовке не проветривала, вот они, эти звери, и завелись, а потом больным прививались. Причем непорочно, с простыней и пододеяльников. Начальник отделения керосин лично приносил и больным в пузырьках раздавал, кому для профилактики, кому для лечения. У старлея почему-то популяция оказалась особенно живучей, он даже сейчас нервически вздрагивал и ожесточенно скреб чешущееся место.

Кто-то выдвинул версию, что больных, которые успешно перенесут чуму, запишут в спецназ и отправят на Ближний Восток.

– А там двойную надбавку платят? – поинтересовался здоровенный мичман, заработавший гепатит во время уничтожения на спор 20 литров магаданского пива (обычный человек извергал пену и начинал травить уже после третьей бутылки). Узнав, что тройную, в валюте и с сохранением зарплаты на родине, он оживился и вызвался сходить к чумным на разведку.

– Мужики, вы откуда, из какой горячей точки? – вопросил он у Гены через открытое окно палаты.

Гена открыл белесые от боли глаза и еле прошептал, с трудом шевеля запекшимися губами:

– Из Ялты…

В тот год ни один офицер или мичман с Камчатки в Крым не ездил – чума. Все ожесточенно стремились в Сочи, или, на худой конец, в Одессу, хотя там с худым концом, впрочем, как и в других местах, делать нечего.

Потом доктора разобрались с нашими героями. Начальник инфекционного расстроился, что не та болезнь – он тему для диссертации выбирал. В назидание другим предложил чуму этим больным привить. Но уж больно слабой парочка была, отговорили его коллеги-эскулапы, больных пожалели. «Наверх» медики доложили, что к лейтенантским болезням, помимо триппера, добавилась новая – обширный ожог тела ультрафиолетом. Учить офицеров пользованию подобными приборами, как медики предложили, начальство не захотело, другое решение приняло: солярии искоренить в зародыше.

С тех пор кварцевые лампы на корабли просто не выдают, докторов замещают исключительно доктора, а моряки загорают только в естественных условиях.

Любовь к животным

Несмотря на внешнюю суровость, моряки народ добрый и сентиментальный. Пусть личный состав не любит начальство, а начальство личный состав, между ними есть общее – любовь к животным.

Иногда она принимает гипертрофированные формы, но не иссякает никогда. В отсутствие животных их именами ласково нарекают подчиненных, а иногда и начальников. Я лично был знаком с командиром батальона по прозвищу Муфлон, экипажем баранов, начштаба Антилопом Гну (он был мужчиной и произносился как «антилоп») и старшим офицером штаба флота по прозвищу Импала. Иногда кадровики, пользуясь служебным положением, сводили вместе в одном экипаже Лося, Кролика, Гуся, Медведя, Воробья, Пташкина, Козела (ударение на первом слоге), Стадника и Пастухова, а потом в тиши кабинетов похохатывали, гордясь остроумным всесилием.

Но настоящая живность греет душу лучше, и чем больше животное, тем круче. На одном из крейсеров держали медвежонка, пока он пусть и не до смерти адмирала не заломал, на другом – тигренка. После случая с адмиралом зверей больших, чем собака или кошка, рыбки или крыса белая, скажем, держать запретили. Но любовь и к ним, маленьким, осталась огромной и самоотверженной.

Здание штаба бригады ракетных кораблей в Балтийске было старым, широким, приземистым и одноэтажным, с нетипичной для немецких построек шиферной, а не черепичной крышей. В бывшем Пиллау все по-немецки основательно, однако время и сырая погода заставляют вносить свои коррективы во внешний вид зданий, а крыш особенно. Текут, сволочи. Здания окружают старые, в несколько обхватов, деревья, нависая мощными кронами над крышами.