– Могла бы выбрать и что-то более жизнеутверждающее, – проворчал Ламфада, – вот иди с таким в бой.
– Сам напросился, я же сказала, вы их и так небось всё наизусть знаете, а ничего веселого там нет. Лучше бы сам песню какую из своего репертуара спел.
– Ага, ты как будто не слышала, как я пою! А кто попросил меня для сохранности нервов всей команды звукоизоляцию в ду́ше поставить?
– Ну то на «Темре», а сейчас все средства хороши, запевай. – И Ламф действительно затянул дурным голосом свою любимую «Oh, father why are you so sad…[20]
», а Ив подхватила, и вечер окончился под аккомпанемент их нестройного пения.А Рори складывал свою сумку и думал, что почти всё из того жуткого предсказания про дурные времена уже сбылось, так что ему и бояться нечего. Например, отца он предал, ограбил (если считать грабежом похищение пленницы из правительственного здания) и обманул совсем недавно.
Взошла луна. Но если вчера казалось, что она гостеприимно освещает путникам дорогу, то сегодня её бледно-желтый лик выглядел зловещим. Правда, судя по то и дело набегающим облакам, не долго ей осталось за ними подглядывать.
К большому облегчению Рори тумана не было, но по сравнению с днем значительно похолодало, и трава потемнела от выпавшей росы. Ноги промокли почти сразу, потому что на Рори всё еще были его любимые городские кроссовки, с которыми он не захотел расстаться даже когда Ламф выкружил ему где-то такие же армейские берцы, как у него самого. Зато выданная еще на «Темре» куртка защищала от ветра и отлично согревала.
Легкие наполнял аромат земли, травы и ночных цветов. Вдалеке рокотало, разбиваясь о скалы, неспокойное море, и пронзительно вскрикивала какая-то птица.
– Давайте еще раз повторим порядок действий, – предложил Ламфада. – Если одна из тварей начинает напирать на ограждение, попеременно пробуем все наши методы воздействия. Если какой-то из них срабатывает, в чем я не сомневаюсь, стараемся не тратить его запас бездумно, а лишь сдерживаем наступление. Решение об атаке и попытке уничтожения объектов принимаем совместно и не в коем случае не кидаемся сломя голову в бой, ты поняла, Ив?
– Да всё я поняла! Только мы не с людьми идем сражаться, а с… ну с теми самыми, чтобы они сами себя подрали! Это даже звучит по-идиотски, а что уж нам с ними делать, вообще не представляю… – закончила она упавшим голосом.
– Не страшись, девочка, ведь ты сильна, как Маха, и мудра, как Бригита, – ободряюще произнес Ясконтий. – Я бы не решился просить вашей помощи, если бы не верил в победу.
Ив что-то невнятно пробурчала в ответ, но была заметно польщена.
Они поднялись на холм, с которого открывался вид на соседнее возвышение, окруженное частоколом из китовых остовов. Кости словно светились изнутри, а стоящий в центре валун выпячивался из земли, как гигантский надгробный камень, на котором мерцали белые лунные отсветы.
По совету Ив, Рори старался внимательно следить за всем, что происходит вокруг, и прислушиваться к своим ощущениям.
– Ты можешь видеть сидов, всегда мог, намного лучше, чем я или Ламф, – тихо сказала ему Ив, пока они рассовывали свои запасы по сумкам, – ты можешь говорить с ними, а значит, скорее всего, и этих… кто бы они ни были, почувствуешь. Постарайся предупредить нас, как только они появятся, и вообще говори обо всем странном, необычном, даже если будешь думать, что тебе почудилось.
Пока вроде бы ничего такого не происходило. Ясконтий шагал впереди и изредка оборачивался проверить, не отстал ли кто. Рори шел бок о бок с Ив, а Ламф в паре с Алой. Они без приключений добрались до холма и вошли внутрь выстроенной отшельником ограды.
Сооружение вблизи оказалось еще более впечатляющим. Сколько же времени и сил Ясконтий потратил, чтобы его создать! Сколько лет он провел на этом острове? И неужели киты действительно сами выбирали этот осколок сущи местом своего последнего пристанища?
Рори представил, как этот совершенно не грозный на вид человек глядит в темные слезящиеся глаза умирающего гиганта, провожает его в последний путь, а затем методично разделывает китовые туши, орудуя тем громадным топором на длинной ручке с лезвием в форме полумесяца, на который он сейчас опирался, как на посох, и старинной пилой, чьи острые зубья хищно поблескивают в свете затухающего пламени очага в доме отшельника, где она осталась висеть на стене.