Можно предположить, что автор культурно-исторической теории и сам осознавал узость своей «поведенческой» терминологии, пытаясь понять «чем же отличается этот рефлекс от того» (Выготский, 1982а, с. 82). Для нас важно другое. Сознание в теории Выготского выступает как внутренний момент поведения. Поэтому оно не имеет своего «особого» бытия. Не существует отдельно сознание и отдельно поведение. Есть только одухотворенное поведение как «органическая система», в основании которой лежит процесс взаимодействия человека с окружающим его миром. По Выготскому, бытие сознания следует искать в поведении человека. В этом отличие изучения Выготским «бытийного слоя сознания» (Велихов, Зинченко и Лекторский, 1988) от интроспекционизма, абсолютизировавшего рефлексивный слой сознания, и бихевиоризма, вообще отказывавшего сознанию в бытийности.
Конечно, можно заниматься и сознанием самим по себе, но это – прерогатива гносеологии, где «кажимость есть» (там же, с. 415). В пределах же конкретно-психологического исследования сознание – только атрибут (движения) материи, мыслящего тела (Спиноза). Поэтому предметом такой «частной» психологии может быть только поведение. Но поведение не в бихевиористском его толковании, как явление, а как процесс взаимодействия человека с окружающей его действительностью, приобретший в ходе естественно-исторического развития особое свойство – осознанность.
Перед нами возникает проблема: мы должны развести бихевиористское толкование понятия «поведение» и его толкование в теории Выготского. Поведение у Выготского – это внечувственная органическая система, данная субъекту в его превращенной форме – в сознании. Нужен новый термин. Его нет у Выготского. Но он нужен. Может быть, «осознанное поведение». Может быть, «одухотворенное поведение». Может быть, «деятельность». В контексте данной книги у нас нет возможности и не представляется необходимым вдаваться в терминологические проблемы. Главное – зафиксировать факт содержательного различия двух подходов к изучению поведения.
Нужно изучать поведение и рефлексию, чтобы изучить сознание
Марксисты в области науки игнорируют самим же марксизмом постулируемую относительность первичности материи по отношению к сознанию, и вместо исторической первичности материи по отношению к сознанию, подменяют ее онтологической первичностью, хотя именно относительность данного соотношения позволила, например, Гегелю логически выводить законы природы из мышления («переворачивая с ног на голову» – как вполне правомерно, со своей точки зрения, утверждает марксизм – суть дела при попытке сделать то же самое исторически).
Поскольку формальная интерпретация материалистического подхода к соотношению материального и идеального требует установления между тем и другим абсолютного отношения «первичное-вторичное», то в качестве первичного принимается именно то, что предлагает само сознание: в одних случаях таким первичным называется мозг человека (или высшая нервная деятельность), в других – поведение. Но и в первом, и во втором случае сознание не может не выступать в качестве субстанции, рядоположной материи. Таким образом, вульгарный материализм, по формы отмежевываясь от идеалистических (и дуалистических) концепций, по содержанию смыкается с этими теориями в представлении сознания как субстанции.
Итак, сложность исследования психики заключается именно в неуловимости самого этого феномена. Любое явление, наблюдаемое исследователем, не может быть обозначено как наблюдение явлений сознания. Сознание в принципе не имеет своей феноменологии, поскольку не имеет своего, не зависимого от органической системы, бытия. В отличие, скажем, от физики или биологии, где изучаются реальные, т. е. существующие вне субъекта наблюдения, объекты, – в отличие от подобных естественных наук, предмет психологии принципиально ненаблюдаем и любое его описание непременно является следствием априорно принимаемых теоретических постулатов, является каузально-динамическим. Иными словами, мы не можем произвести непосредственное описание предмета психологии, но можем этот предмет объяснить.
Для того, чтобы анализ психики был осуществлен, требуется выйти за пределы описания в терминах материального субстрата и оперировать исключительно категориями, обозначающими оторванные от материи свойства субстрата. Но этот закономерный и очевидный прием часто приводит к противопоставлению материального и идеального. Чтобы не впасть в ошибку такого противопоставления, необходимо в ходе психологического анализа систематически производить сопоставление двух относительно независимых видов бытия. Данное сопоставление – все равно, выражено ли оно эксплицитно или осуществляется только в сознании исследователя – препятствует абсолютизации психики как субстанции.