Hotel «Rодина»

– Ну, блин, опять лопухнулся, – плюнул он в сердцах себе под ноги. Он повертелся на месте, озираясь и разыскивая взглядом бочку с квасом, но нигде её уже не увидел, хотя точно знал, что ушёл от того места, где была эта самая бочка совсем недалеко.

Его толкали со всех сторон, ругались злобно, наступали на ноги и он, осознав, что ему будет лучше идти, чем стоять вот так столбом в этой толчее, пошёл по течению людской реки.

Глава III

Купив у лоточника пачку сигарет без фильтра, которые назывались «Ностальгия», (на пачке был изображён профиль Сталина), он пробился к забору и, прикурив от сигареты безногого мужчины на тележке, жадно затянулся. Но насладиться курением ему не дал, будто из-под земли появившийся, небритый тип с бегающими глазами, в черной сетчатой тенниске и давно не стираных жёваных белых брюках. Он попросил у него сигарету и Караваев протянул ему пачку, сразу решив, что перед ним ярко выраженный прощелыга, и надо быть готовым ко всяким неожиданностям.

Закурив, тип ловко выпустил изо рта несколько колец дыма и, прищурив и без того узкие глаза, спросил гундосо:

– Недавно здесь?

– Оно тебе надо? – грубовато ответил Караваев. – Что поговорить не с кем? Не до тебя мне, друг. Давай в другой раз, а?

Тип не обиделся.

– Нервишки шалят? Это бывает, – сказал он спокойно. – Тебе расслабиться нужно. Могу тебе в этом помочь. Есть хорошенькие девочки от двенадцати лет. Исполняют на самом высоком уровне. Нимфетки – пальчики оближешь! Классика! Цены эконом класса – договоримся. И мальчики есть, если настроен. Не желаешь стариной тряхнуть, подмолодиться, хе-хе, так сказать?

Караваев поперхнулся дымом и закашлялся. Он ожидал чего угодно, но не такой мерзости, а тип рассмеялся и бесцеремонно хлопнул его тяжёлой ладонью между лопаток.

– Взопрел! Пробрало тебя, старина! Взыграла кровушка-то, а? Признавайся.

Караваев покраснел, замахал руками и поднёс кулак к носу ничуть не испугавшегося типа.

– Исчезни с глаз моих, гад. Не то я тебе сейчас так трахну вот этой стариной! Уйди, Иудина, уйди! Я за себя не ручаюсь.

– Блин, нервный какой, - скривился тип, - я это сразу просёк. Крыша, ясный пень, у многих сейчас едет, но только, чё так нервничать-то? Чё я такого сказал? Другие сами расспрашивают, что, да как, и почём. М-да, народ пошёл дёрганый, с такими клиентами, вроде тебя, здоровья не наживёшь. Дай-ка мне ещё сигаретку, что-то и я занервничал.

Караваев быстро протянул ему пачку. Наглец, ухмыляясь, нахально вытащил из пачки три сигареты, сунул их в нагрудный карман тенниски и сказал в этот раз строго и назидательно:

– Ладно, живи, пока, новобранец. Да башкой-то крути и базар фильтруй. Нарвёшься на беспредельщиков – умоешься кровушкой. А на сегодня я тебя прощаю, потому что вижу, что дурак ты ярко обозначенный и лошара конченный. Пока, старче.

Он развинченной походкой двинулся вдоль обочины, а Караваев вздохнул облегчённо и быстро ощупал карман брюк – паспорт был на месте. Поразмыслив, он решил, что в этом людском водовороте нужно быть бдительным и по возможности стараться не контактировать с подозрительными личностями, ну, а если вдруг и придётся вступать в контакт, то лучше прикидываться «шлангом», глуховатым и туповатым, несообразительным мужичком.

– К людям надо хорошо относиться, потому что, как вы к ним будете относиться, так и они к вам будут. Возлюби ближнего своего, как себя самого, самая правильная формула, - обернулся он на глубокий грудной голос за спиной.

Статная женщина в просторном балахоне до пят, расшитом бисером и бусинками, с длинными распущенными волосами, перехваченными на лбу вязаной лентой, смотрела на него в упор, пронизывающим взглядом выразительных глаз. Поверх балахона, на её груди, висел большой деревянный крест.

«Ну, держись, Иван Тимофеевич», – внутренне поёжился Караваев, и вежливо сказал:

– У меня всё есть. Извините, мне ничего не нужно.

– Вы так думаете? Зря. У вас нет самого главного - везения. А нет у вас его, потому что порча на вас. Страшенная, престрашенная порча. Пока ещё у вас нет только везения, но это уже звоночек, дальше зазвонят колокола, колокольный звон перерастёт в набат, и начнутся уже настоящие, большие неприятности. Не хочу вас травмировать, мужчина, но дела ваши очень и очень плохи, - назидательно произнесла женщина.

Караваев чуть не рассмеялся, думая: «Дураку, небось, за километр видно, какие у меня дела».

Женщина же продолжала: