i_0e02284c13ff104d

твёрдое, наверное бутылку, ноги увязли в осенней слизи из размокших

сигаретных пачек, прошлогодних листьев и прочего мусора. Попытался

подняться на локтях, но они залипли в грязи, это ещё больше раззадорило

всю компанию. Наконец, им наскучило, и они ушли, смеясь над тем, как

смешно я пытался выкарабкаться из своей “ванны”.

Выбравшись из канавы, я побрёл в сторону дома короткой дорогой через

футбольное поле. Теперь бояться было нечего. Даже если мне встретятся

старшеклассники, которые захотят надо мной посмеяться,- плевать, никто

не сможет сделать больше, чем вывалять меня в канаве первого сентября.

Самое неприятное ждало впереди. Сейчас мама всплеснёт руками, вскрикнет

и начнёт причитать. Это всё я тоже знал наизусть. “Господи, да что ж

такое-то? Да сколько же можно, ты что, издеваешься надо мной? (Тут я

никогда не мог понять, к кому она обращается - ко мне или к богу.) Что

же за наказание такое? Только купили новые брюки, я деньги, что ли, печатаю, чтобы каждый день форму покупать? Нет, ну это же надо! Ты

специально, что ли, делаешь это всё? Специально, я тебя спрашиваю?

Отвечай, когда с тобой разговаривают, смотри мне в глаза. Зачем ты это

сделал? Боже, когда закончится это всё, невозможно же так! У всех дети

как дети, а у меня одной такое наказание”. И так далее.

Хорошо ещё, если без затрещин, хотя без них, наверное, не обойдётся. А

потом заставят стирать и гладить испачканную форму, не дадут торта, и

всё это время мама будет ходить по квартире и ругаться. Вечером, конечно, поуспокоится, а бабуля даст-таки вкусный кусочек перед сном.

праздника не будет.

Можно, правда, проскользнуть невидимкой через коридор в свою комнату и

быстро переодеться. Позже мама всё равно найдёт грязную и порванную

форму, но уже после обеда. Торт будет съеден, и до конца дня останется

совсем немного. Но это если повезёт, и мама с бабулей стряпают на кухне

и не услышат, как откроется входная дверь.

Разрабатывая план незаметного проникновения, я дошёл до дома, поднялся, осторожно открыл дверь квартиры и оказался в коридоре. В нос ударил

запах жареной куры. Я подумал, что это почти как день рождения или Новый

год, только без подарков. Ну, если не считать подарком новый портфель, без которого было не обойтись и который мне вовсе не нравился. Слишком

большой: такой в пору профессору в университете или доктору в больнице.

А красный кожаный пенал так и не купили, придётся ходить со старым

деревянным. Впрочем, может, оно и к лучшему: всё равно у меня нет

десятка разноцветных ручек и фломастеров, чтобы разложить их по всем

отделениям. В деревянный положишь одну ручку и пару карандашей - и он

уже полон.

В коридоре оказалось пусто. Повезло. Надо теперь быть тихим и быстрым.

Как придворные в покоях спящего короля. Я осторожно снял ботинки и, стараясь ступать бесшумно, пошёл к своей комнате.

“Артём”,- окликнула мама из залы своим показательно-любящим голосом.

Значит, у нас гости.

У мамы было несколько интонаций для моего имени. Первая -

раздражённо-наказательная. Это если я забывал поднять стульчак, и она

звала меня, чтобы указать на всю глубину моего падения, упрекнуть в

негигиеничности и попросить вымыть туалет. При звуках этого её голоса

никогда нельзя быть уверенным, что именно случилось,- если только я сам

заранее не знал, в чем виноват.

Вторая - вопросительно-требовательная. Если нужно вынести мусор или

почистить картошку для супа. Чаще всего такая интонация означала одно: надо немедленно всё бросить й Спешить помогать маме. Здесь самое

неприятное заключалось в невозможности предугадать, сколько времени

потребует выполнение её просьбы и когда я вернусь к игрушкам или урокам.

Она умела по-разному звать меня - к обеденному столу или если я слишком

далеко Отходил от неё в магазине.

Существовала ещё одна интонация, которая мне доставалась нечасто, заставлявшая по-особенному сжиматься сердце так, что хотелось зарыться

маме в подмышку и там заплакать. Её следовало заслужить - например, смастерить что-нибудь на уроках труда. Выпилить деревянное сердце из

фанеры и выжечь на нём специальным прибором “С днём рождения, мама”. И

тогда она могла неожиданно ласково посмотреть и произнести моё имя с

этой интонацией. Но мы уже давно ничего такого в школе не делали, так

что повода для этой доброты не было.

Показательно-любящий тон стопроцентно означал - у нас гости.

Меня не очень прельщала перспектива предстать перед гостями в

растерзанном виде, хотя в этом была и своя положительная сторона - по

крайней мере, затрещину получу не сейчас. Дорога в большую комнату

показалась бесконечной. Ноги налились такой тяжестью, что я их с трудом

передвигал, думая, что следующий шаг станет последним, и я вот-вот упаду

на каменные плиты замка. Но нет, надо идти - в большой зале ждала

судебная комиссия, которая вынесет решение по делу о моём падении. Ещё

теплилась надежда, что про меня забудут и удастся незаметно свернуть в

мою комнату и быстро переодеться,- но она вдребезги разлетелась от

нового окрика: “Артём, ну где ты там?!”

Я вошёл - и оторопел. За столом с бабулей и мамой сидел мужчина. Само по