i_0e02284c13ff104d

поводу еды - пора, мол, за неё приниматься, иначе кура совсем остынет.

Весь обед я просидел молча. Как ни странно, вопросов про оценки не

последовало. Боксёр иногда посматривал на меня и улыбался то ли мне, то

ли маме, предлагавшей ему ещё салата. Бабуля сидела с явно недовольным

видом, вряд ли вызванным моей испачканной формой, что не мешало ей

играть роль первой хозяйки.

- Доча, ну ты вот ещё винегрета Александру не предложила.

- Мама, я всё положила, Саша просто уже не хочет винегрета.

- Исключительно ради вас, Софья Константиновна! Впрочем, ей надо было

уезжать на дачу на пятичасовой электричке.

Посреди обеда Боксёр вышел в коридор и вернулся через пару минут с

какой-то коричневой коробкой в руках. Он раскрыл чехол и вынул из него

настоящий фотоаппарат. Я видел такой только в кино, ни у кого из моих

друзей фотоаппаратов отродясь не бывало.

- Ну что, семейный портрет на память? - весело спросил он.

Мы с мамой сели напротив фотообоев, бабуля участвовать отказалась: “Ну

ладно, меня-то что снимать, старую калошу”. Он сделал несколько снимков

нас с мамой вместе, потом меня одного, но фотосессия на этом не

закончилась - после обеда мама хотела ещё пофотографироваться в разных

платьях.

Я решил быть послушным ребёнком и не убегать из-за стола сразу, маме это

никогда не нравилось. Подумал, что таким образом будет легче получить

индульгенцию за форму, хотя знал - план может и не сработать. Всё теперь

зависело от Боксёра и его фотоаппарата.

После обеда мама с бабулей отнесли грязную посуду на кухню и занялись

пирогом (тоже редкий случай, обычно мама покупала торт или пирожные в

универсаме). Я остался с Боксёром наедине и собирался уже соскользнуть

под стол, чтобы незаметно уйти, но тут он огорошил вопросом: - Из-за чего подрался-то, команчи?

Я замер. Во-первых, никто меня раньше не называл “команчей”, к тому же я

слабо представлял, что это такое. Что-то индейское. Но интриги при

французском королевском дворе интересовали меня куда больше, чем войны с

бледнолицыми. А самое главное - никто никогда не делал предположений, что я с кем-то подрался. Более того, я не дрался ни разу в жизни и даже

не мог представить себя в такой роли. Это был вопрос про какого-то

другого мальчика. В общем, я растерялся и не знал, как реагировать. Мой

собственный ответ удивил меня ещё больше. Ни с того ни с сего я выложил

незнакомцу правду:

- Я не подрался, меня побили.

- Почему?

- Потому что я самый слабый в классе.

- Ну ты, брат, даёшь. Почему же самый слабый? Не можешь дать им сдачи?

Надо с ними разобраться хорошенько.

Это было уже слишком. Я представил себе, как Боксёр разберётся с Михой и

Пнём, и чем потом всё для меня обернётся. Самое лучшее сейчас просто

убежать в комнату, но я не мог пошевелиться, загипнотизированный его

прямым взглядом.

- Хочешь, схожу завтра с тобой в школу, поговорю с ними?

- Нет.

- Боишься их?

- Нет.

- А что же тогда?

- Не знаю. Не нужно никуда ходить.

- Ну ладно, посмотрим, что можно сделать.

- А когда будут готовы фотографии? - спросил я, стараясь перевести

разговор на другую тему.

- Нужно их проявить. Хочешь, вместе займёмся? Только надо реактивы и

лампу принести.

Ничего себе предложение! Конечно, я хотел проявлять фотографии вместе с

ним! Было в этом даже что-то шпионское и потому захватывающее.

- Ну, давай на выходных попробуем, у меня раньше времени не будет.

В комнату вернулась мама с пирогом и чайным сервизом. К школе больше не

возвращались, но я чувствовал: тема не закрыта. Во мне была надежда, что

обещание “что-нибудь сделать” только дань вежливости, но где-то глубоко

в душе догадывался - Боксёр говорил искренно.

Вечером я лежал на большой кровати с балдахином в неприступной башне

своего замка, вдали от утомительных церемоний. Я был молодой королевой, которой удалось сбежать от придворных. Я ни в ком не нуждался и сам

никому не был нужен. Обо мне все забыли, потому что я сам так захотел.

За окном шумел осенний лес, сентябрьский ветер яростно срывал с деревьев

ещё зелёные листья. Ветер знал - ему не удастся изменить мир за одну

ночь и ещё потребуется много-много ночей, чтобы земля стала

по-настоящему унылой и голой. Но он уже приступил к своей безрадостной

работе. Иногда мимо скакали кавалькады припозднившихся охотников, или

это был поздний трамвай. Я дышал запахом чистого белья и время от

времени ворочал головой, чтобы лишний раз почувствовать хруст

выглаженной наволочки.

Я думал о произошедшем сегодня за обедом. В сущности, ничего особенного.

Если завтра Боксёр забудет о моём существовании, как о нём забывали все

остальные после первого же разговора, всё встанет на свои места. Жаль

только, что фотографии вместе не проявим. Завтра надо идти в школу, писать в тетрадях, скучать на переменах… Новый учебный год начался

так, как начинались все предыдущие и как будут начинаться все следующие

долгие учебные годы.

С утра мне нужно было ко второму уроку, математичка заболела. Это очень

хорошо, потому что надёжно страховало от утренней встречи с мамой и

Боксёром. Мама и так обычно уходила из дома раньше меня, работая на

другом конце города, а если уж вставать ко второму, то даже если она