А увидеть того, о ком ходило просто дикое количество сплетен и совсем уж невероятных побасенок, хотелось очень сильно - особенно в свете того, что сам Юрий Ходкевич был очень верующим человеком. Правда, с точки зрения католической церкви, не вполне хорошим христианином, ибо исповедовал лютеранскую ересь. Но ведь для юного православного царевича это обстоятельство должно было быть несущественным? Ему что католики, что лютеране, что кальвинисты - все без разницы, все на одно лицо... Или все же нет? Отбросив несвоевременные размышления и сомнения, каштелян трокский вошел в распахнутую перед ним дверь, мимоходом огляделся, шагая за служкой, и... Замер, пораженный прямо в сердце - потому что зеркало, которое он увидел, было просто чудовищно больших размеров. В человеческий рост!!!
- Езус Кристос!..
Недоверчиво огладив гладкий подбородок и длинные усы, мужчина вгляделся в невероятно чистое отражение, в первый раз за всю жизнь так четко видя себя со стороны. Редкие нити седины в волосах, заметные морщинки вокруг глаз, волевой и властный взгляд, гордая осанка... Ставшая еще заметней и горделивей.
- А ну пшел.
Напомнив сквозь зубы слуге, позабывшему все на свете при виде такой диковинки, его место (ишь что вздумал, рожу свою в зеркало совать!), родовитый шляхтич привычно хватанул ладонью воздух рядом с левым бедром - и тут же вспомнил, что верная карабель осталась в руках дворцовой стражи. С некоторым трудом оторвавшись от своего отражения, достойный представитель рода Ходкевичей продолжил путь, успев подметить усмешку провожатого.
- Радный пан Юрий Ходкевич к государю-наследнику!..
Неторопливо проговаривая все положенные слова приветствия, мужчина откровенно разглядывал хозяина покоев, сразу же отметив для себя, что в одном слухи точно не врали - наследник престола московского был очень красив. Даже слишком красив! Нежная кожа лица и рук, аккуратно расчесанная грива серебряных волос, ровные, и явно УХОЖЕННЫЕ ногти... Ха, да если бы не мужские одежды, царевича можно было бы перепутать с царевной!..
- Нравлюсь?
Опомнившись и растерянно кашлянув, радный пан легко поклонился, скрывая тем самым возникшую неловкость. А затем и вовсе ненадолго отвернулся, подзывая одного из дворцовых служек (интересно, а куда это делись его слуги?!..) с блюдом, на котором лежал первый дар:
- Сие чудо, государь-наследник, родилось в испанском Толедо, и проделало немалый путь...
Взяв в руки затейливо изукрашенный пояс, он слегка напоказ надавил на один из рубинов рядом с пряжкой довольно несуразного (и малость потертого) вида.
Щелк!
И в руках литовского вельможи оказался уже и не пояс, а тяжелая шпага в богатых ножнах. Наполовину вытянув клинок, блеснувший золотистыми коленцами булата (и подметив краем глаза, как к нему шагнула дворцовая стража) он с небрежной гордостью добавил:
- С равной легкостью рубит и шелковый плат, и добрую кольчугу.
Вернув шпагу-пояс на блюдо, Юрий Александрович с немалым огорчением увидел, что его дар совсем не заинтересовал тринадцатилетнего царевича. Неужели в нем нет извечной мужской тяги к красивому оружию? К тому же немалой редкости, и возрастом едва ли не в сотню лет! Впрочем, никак не выразив охватившее его разочарование, стольник и кравчий великий литовский подозвал к себе второго служку с блюдом:
- Позвольте также поднести вам несколько книг.
Вот теперь магнат подметил все признаки явного интереса, отчего тут же слегка приободрился и продолжил вещать:
- Первая и вторая есть древние исторические хроники, третью же сравнительно недавно написал Сигизмунд Герберштейн...
- Как же. Довольно забавное произведение, эти его "Записки о Московии".
Замолчав, но ничуть не обидевшись на то, что его перебили, глава великого посольства проследил, как лежащие на блюдах книги уплывают по направлению к хозяину покоев. У которого сквозь высокомерное равнодушие явственно проступил легкий интерес - а значит, гость все делает более чем правильно!..
- Сочинение декана капитула собора святого Вита в Праге, Козьмы Пражского, поименованное "Чешскими хрониками". Год тысяча сто девятнадцатый от рождества Христова.
Бережно вернув первый из трех потрепанных томов на блюдо, красивый юноша взял следующий исторический труд (тоже, кстати, представленный тремя книгами, причем заметно большего размера):
- "Хроники и деяния князей и правителей польских". Составлено скромным бенедиктинским монахом Галлом в году от рождества Христова одна тысяча сто двенадцатом.
Еще один слух о царевиче получил свое подтверждение, ибо современную латынь знали многие (собственно, почти вся шляхта Великого княжества Литовского и немалая часть русских бояр), а вот бегло читать на старой латыни удавалось только монастырским грамотеям - и то, далеко не всем. Тем временем, небрежно повертев в руках творение австрийского барона и дипломата фон Герберштейна, наследник отчего-то сильно им заинтересовался:
- Кто выбирал дары?
- Я сам, государь-наследник.
Одним лишь взглядом услав вон служек и двух из четырех стражей, царевич медленно пролистал "Записки о Московии".