И. А. Гончаров

Успех романа был громадным. Об успехе «Обломова» писали журналы и газеты различной общественной ориентации. «Обломов» победоносно захватил собой все страсти, все внимание, все помыслы читателей, — писал, например, журнал «Библиотека для чтения», который был далек от прогрессивных идей. — В каких-то пароксизмах наслаждения все грамотные люди прочли «Обломова». Толпы людей, как будто чего-то ждавших, шумно кинулись к «Обломову». Без всякого преувеличения можно сказать, что в настоящую минуту во всей России нет ни одного малейшего, безуездного, заштатнейшего города, где бы не читали «Обломова», не спорили об «Обломове»…

«Обломов» и «обломовщина» — эти два слова не даром облетели всю Россию и сделались словами, укоренившимися в нашей речи»[155].

Именно в силу своей типичности эти явления стали нарицательными.

Чрезвычайно высоко оценила роман передовая русская критика. На всю Россию прозвучала знаменитая статья Добролюбова «Что такое обломовщина?», появившаяся в «Современнике».

И хотя затем вокруг «Обломова» разгорелась острая полемика, большинство русских читателей судило об «Обломове» не по высказываниям реакционных и либеральных критиков, а по статье Добролюбова.

В этой полемике рельефно отразилась классовая борьба шестидесятых годов. Реакционная критика резко выступила против гончаровского обличения обломовщины, видя в ней воплощение устоев старины. Взяв под защиту обломовщину, эта критика всячески идеализировала старую поместную жизнь. Славянофильский журнал «Москвитянин» обвинял писателя в «злобно-сатирическом намерении». Отрицательное отношение Гончарова к обломовщине журнал расценивал как вредный «скептицизм».

Либеральный критик А. В. Дружинин пытался выставить Гончарова как художника «чистого и независимого», чуждого гоголевскому направлению русской литературы, критическому реализму. Дружинин был против строгого суда над Обломовым, всячески доказывал привлекательность этого образа. «Обломов, — писал Дружинин, — любезен всем нам и стоит беспредельной любви… Сам его творец беспредельно предан Обломову, и в этом вся причина глубины его создания».

Дружинин всемерно пытался затушевать антикрепостническую направленность романа, скрыть дворянско-помещичью, крепостническую сущность обломовщины. Обломовщину он объявил свойством «целого народа». Это была клевета на русский народ, на русский национальный характер.

Роман Гончарова не давал никакого повода для таких выводов. Наоборот, Гончаров с предельной ясностью и обоснованностью показал, что обломовщина не общенациональное, а социальное явление, что она является порождением старого, отживающего уклада жизни, дворянско-поместного барства, крепостничества.

Очень положительно гончаровский роман был встречен в передовых кругах русских писателей. «Обломов» тотчас же по выходе его в свет был прочитан Львом Толстым. В апреле 1859 года Лев Толстой писал А. В. Дружинину: «Обломов» — капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Облом(ова)… Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный».

В своем письме от 13 мая 1859 года Гончаров принес «душевное спасибо» Толстому за его «ласковое слово» об «Обломове».

Этот отзыв Льва Толстого об «Обломове», как и его положительный отзыв об «Обыкновенной истории», которую он прочитал вскоре после знакомства с Гончаровым, а именно в 1856 году, — одно из свидетельств того взаимопонимания и искреннего уважения, которое неизменно и всегда потом связывало двух корифеев русской литературы.

Высоко и верно оценил «Обломова» и Тургенев. Уже на склоне лет, вспоминая о выходе «Обломова» в свет, Гончаров писал в «Необыкновенной истории»: «И Тургенев однажды заметил мне кратко: «Пока останется хоть один русский, — до тех пор будут помнить «Обломова».

Гончаров с присущей ему сдержанностью делился своей радостью по поводу успеха «Обломова» в письмах к своим друзьям. Так, в письме к И. Льховскому от 20 мая 1859 года он писал, что впечатление в публике «огромно и единодушно». Особенно обрадовала Гончарова «отличная статья» Добролюбова, где критик, по словам Гончарова, «очень полно и широко разобрал обломовщину». «Конечно, — замечал при этом писатель, — когда жар спадет, начнут и ругаться, особенно в Москве, хотя там страстно приветствовали первые две части. Но там живут славянофилы, а Штольц — немец». Действительно, вскоре московские славянофилы, эти представители крайней реакции, набросились на «Обломова».