И бездны нам обнажены

Он включил торшер и пригласил очередных пациентов. Ими оказалась оригинальная парочка. Сразу было видно, что он – гомик: визгливый голос, вялые движения, пухлые руки, жёлтая водолазка. Она – вульгарноватая брюнетка, за развязностью которой явно скрывалась фригидность. Вряд ли тут удастся что-то склеить. Слушая, как они, не стеснясь в выражениях, наперебой изливают свои постельные проблемы, он смотрел в окно и не мог избавиться от видения: женщина в оранжевом хитоне идёт сквозь стену дождя. Чёрный купол зонта плывёт над нею. Людей вокруг нет. Он почему-то не смог представить рядом с ней людей. Только она и тёмный дождь. Жёлтое пятнышко в уплывающей тьме. Зыбкое отражение луны в реке. Он чувствовал, как её волосы, её тело и одежда становятся тяжёлыми от влаги и желания…

Пока шёл приём, несколько раз заглядывала Фаина. Выпроводив последнюю парочку – юнцов, желающих испытать бешеный оргазм, он набрал её номер:

– Зайди.

Фаина работала медсестрой и иногда ассистировала ему. Она зашла уже в пальто и с сумочкой. Села, скрестив ноги, привычно попросила сигарету.

– Не дам. Когда бросишь? – и достал из стола заветную пачку.

– Не знаю, – равнодушно сказала она, искоса осмотрев его. – Как денёк? На улице льёт как из ведра. Вид у тебя какой-то затраханный.

– Ничего. Всё как всегда. Извини, придётся открыть окно, ты очень дымишь.

Окно распахнулось с треском, и сразу же пол засыпало мелкими гроздьями цветов. Дождь стихал, но его дыхание было по-прежнему тяжёлым и тревожным. А запах сирени и молодой зелени стал более резким, волнующим.

– Лучше скажи, как ты. Ты была у него?

Она поискала глазами пепельницу, и он нехотя извлёк из шкафа чёрную керамическую уродину в виде вазочки с головой свиньи.

Стряхнула пепел таким знакомым ему, слегка манерным жестом, снова глубоко затянулась.

– Ему лучше. Врачи говорят, возможно, протянет ещё несколько месяцев.

– Слава Богу. Я молюсь за него.

– Мне пришлось переспать с ним. Это его право, – полуприкрыв яркие ореховые глаза, она смотрела на дождь. Сигарета в её руке чуть задрожала, когда она снова поднесла её к губам. Больше ничего не изменилось в ней – она сидела в той же позе, с полузакрытыми глазами, и даже не вздрогнула, когда он хлестнул ладонью по столу. Ему хотелось хлестнуть по её пухлым, выпирающим, соблазнительным губам, которые вальяжно вытягивались, выпуская ароматный дым. Хотелось, чтобы на них выступили камельки крови, а её глаза наполнились слезами. И тогда он стал бы слизывать эту солёную влагу – тёмную и светлую, коктейль из крови и слёз, вечный коктейль, который женщина делает для мужчин в надежде спастись от одиночества.

– Он не имел права от тебя этого требовать! Тебе, наверное, было очень неприятно, – сказал он уже чуть спокойнее. Ему стало неловко за свою неожиданную ярость. Что это – обычное чувство собственника взыграло или она дорога ему, как и десять лет назад?

– От него ужасно пахнет, – вздохнула она, – особенно изо рта. Рана заживает, но… – она замолчала, стряхнула пепел. Наконец вскинула голову и в упор посмотрела на Игоря. – Он умирает. Я не могла ему отказать.

Он стиснул кулаки в карманах и подошёл к окну. Весь подоконник был усыпан опавшими лепестками. Дождь шумел уже ровно и сонно, всплеск его волнения был позади.

– Я сегодня свободна, – сказала она, глядя ему в спину. – Мы можем сейчас поехать к тебе.

Он обернулся – влажные тёмные пятна расплывались на голубой рубашке.

– Нет, извини. Не получится, – Игорь вытащил кипу бумаг, избегая смотреть на неё. – У меня много встреч, я поздно освобожусь.

– Жаль, – она погасила сигарету, пальцы по-прежнему чуть подрагивали, – я теперь нескоро смогу. Мне придётся дежурить у него, да ещё работа…

Фаина встала, оправляя пальто – дорогое, но мешковатое. Или это после «оранжевой» дамы все казались ему плохо одетыми? Но Фаина… Неважно, как она одета. Он поцеловал её в шею, в мочку уха, потом в выпирающие губы. От неё пахло дешёвой туалетной водой.

– Приезжай, как только сможешь. Я буду ждать.

Это была единственная женщина, которая носила в кармане ключи от его квартиры. Они познакомились десять лет назад, когда она пришла в поликлинику после окончания медучилища. Рядом с этой яркой девочкой, просто излучавшей флюиды, все женщины казались пресными. За ней пытались ухаживать многие, но безуспешно. Фая была преданна своему мужу, который был старше её на двадцать пять лет и занимал важный пост в министерстве. Они постоянно перезванивались, ворковали по телефону, а по вечерам она безропотно тащила домой громадные авоськи с продуктами. На вечеринки не ходила, потому что это не нравилось мужу.