И больше никаких парадов

Однако когда дело доходило до тактики, которая, не надо забывать, напрямую касается передвижения войск, осуществляющих непосредственный огневой контакт с силами противника, генерал Кэмпион ничуть не сомневался, что такие планы могли рождаться только в головах сумасшедших. Их неосуществимость не оставляла ни малейшей надежды, а позор, порожденный подобными шагами, нельзя было упускать из виду. Гражданскому населению полагалось либо оставаться в неведении, либо сознательно игнорировать кошмарную натуру нашего фиаско, которое постигнет нас при малейшей попытке снять Западный фронт. Но генерал чуть ли не наяву видел картину всех этих ужасов и как кадровый военный мысленно от нее содрогался. В эту страну были стянуты огромные боевые подразделения, до настоящего времени не вступавшие в боестолкновение с силами противника. И попытайся их кто-нибудь отвести, то для начала местные жители в мгновение ока превратятся из друзей в фактор самый что ни на есть враждебный, а для энных властей переброска войск по враждебно настроенной территории представляет дело куда более трудное и долгое, чем продвижение по стране, население которой протягивает им дружескую руку или как минимум не чинит никаких препятствий. К тому же все эти огромные силы надо было чем-то кормить, а снабжение амуницией и боеприпасами наверняка пришлось бы налаживать с боем, преодолевая сопротивление врага. Без использования местных железных дорог наладить его не представлялось возможным, а на их использование неизменно наложат запрет. С другой стороны, если бы они попытались приступить к эвакуации, сокращая линию фронта, то осуществить подобную операцию было бы очень трудно, потому как войска к тому времени практически полностью состояли из солдат, подготовленных единственно к позиционной войне, а офицеры совершенно не могли поддерживать между подразделениями связь, которую с полным основанием можно назвать дыханием и самой жизнью отступающей армии. По сути, подготовку в лагерях в этом отношении почти что свели на нет, обучая солдат лишь метать гранаты да стрелять из пулемета, равно как и прививать им прочие навыки, навязанные военному ведомству гражданскими краснобаями, – напрочь пренебрегая обращением с винтовкой. Таким образом, при малейшем намеке на отступление враг просто не мог не прорваться, выйти на огромный оперативный простор, никоим образом не организованный, а если и организованный, то из рук вон плохо, и зайти нашим войскам в тыл…

Для профессионального солдата соблазн сводился к тому, чтобы воспринимать подобное положение вещей с полнейшим хладнокровием. Генералы нередко проявляют себя с наилучшей стороны, защищая отступающие войска с тыла, в то время как те, кто командует авангардом, терпят катастрофические неудачи. Но генерал Кэмпион этому соблазну противился, отвергая любую надежду на то, что ему вообще представится шанс отличиться. Он не мог хладнокровно взирать на массовую бойню в состоявших под его началом частях, понимая, что даже самое успешное отступление такого рода никогда не обходится без ужасного кровопролития. И при этом не тешил себя иллюзиями, что ему в самом спешном порядке удастся филигранно произвести переброску армии, которая хоть и прошла базовую подготовку ведения окопной войны, но по своей сути по-прежнему состояла из гражданских лиц. Поэтому хоть у него и имелся собственный план на случай такого развития событий – в своей личной канцелярии он повесил четыре огромные школьные доски, приказал обтянуть их бумагой и ежедневно отмечал на них названия соединений, отправляемых на передовую и поступавших в его распоряжение, – он каждый вечер, перед отходом ко сну, молился за то, чтобы подобная задача никогда не легла на его плечи. Генерал очень дорожил своей повсеместной популярностью в приданных ему частях, и думать о том, какими глазами на него будет смотреть армия, когда он ввергнет ее в состояние такого напряжения и заставит так жестоко страдать, было ему невыносимо. Более того, в своей докладной записке, которую ему пришлось готовить на запрос лондонского правительства касательно возможной модели эвакуации, этот аспект он выделил самым категоричным образом. В то же время Кэмпион считал, что гражданскому блоку правительства настолько безразличны страдания задействованных в таких операциях солдат и настолько неведомо само понятие военных требований, что попросту полагал напрасными все слова, высказанные им по этому поводу в адрес военного ведомства…

Поэтому у него было предостаточно причин, чтобы написать военному министру конфиденциальную докладную записку, которая, как он прекрасно понимал, очень не понравится многим джентльменам из числа тех, кто ее внимательно прочтет. В действительности, склонившись над ней, он широко улыбался, и солнечный свет, лившийся в открытую дверь у него за спиной, озарял его радостную физиономию.