И больше никаких парадов

И будь предельно откровенен с этой уличной девкой, заявившейся ко мне, скажите, пожалуйста, с предложением лишить тебя любых выплат, что я могу тебе назначить, на которые ты, ко всему прочему, в соответствии с последней волей нашего отца, имеешь самое полное право, хотя напоминать тебе об этом с моей стороны и не очень хорошо! – видите ли, в знак того, что я ничуть не одобряю твоего поведения, хотя в действительности ты не совершил ни одного поступка, которым я бы, к своей чести, не гордился. Во всяком случае, в этой истории, потому как ты где угодно мог бы принести нашей стране больше пользы, чем там, где тебе довелось сейчас оказаться. Я действительно так думаю и ничего не могу с собой поделать. Однако ты лучше меня знаешь, чего от тебя требует совесть. Впрочем, осмелюсь сказать, что эти чертовы кошки тебя до такой степени замяукали, что ты рад убраться и спрятаться в любую дыру. Единственное, не дай себе в этой самой дыре погибнуть. Тебе еще надо будет приглядеть за Гроуби, и даже если ты не будешь там жить, можешь твердой рукой править Сандерсом или любым другим поместьем. Все это безобразие, которое ты удостоил честью своего имени, – а заодно и моего, так что огромное тебе спасибо! – предполагает, что, если я разрешу ей поселиться в Гроуби, она позовет к себе мать, а та сможет неплохо приглядывать за имением. Смею предположить, что так оно и будет, хотя для этого ей придется присмотреть на собственный дом какого-нибудь арендатора. Но ведь так поступают почти все. Так или иначе, но она производит впечатление дамы благородной, да и мозги у нее если и немного съехали, то в нужную сторону. Этой негодной дочери я не сказал, что ее мать, проводив тебя, тут же пришла ко мне за завтраком. Как же она была расстроена. Все сидела с горестным видом, проливая ручьи слез, стеная на своем ланкаширском диалекте. Ну точно как наш садовник Гобблз, ты должен его помнить. Славный малый, хоть и из Ланкашира!.. Мать не питает в отношении дочери никаких иллюзий, ее сердце и душа всецело принадлежат тебе. Она страшно расстроилась, когда ты уехал. Тем более что ей кажется, будто ты решил сбежать из страны из-за ее дочери, планируя… Может, не будем больше об этом? Хорошо, давай.

Вчера видел твою девушку… Выглядела больной. Хотя она казалась больной каждый раз, когда мне приходилось видеть ее раньше. Не знаю, почему ты им не пишешь. Ее мать возмущается, что ты не отвечаешь на ее письма и не предоставляешь сведения военного характера для статьи, которую она пишет для какого-то швейцарского журнала…»

Сильвия чуть не наизусть знала содержание этого письма, потому что дважды начинала снимать с него копии, сидя в невыносимой белой келье Беркенхедского монастыря, намереваясь оставить их себе и затем каким-то образом предать гласности. Но каждый раз, когда она приступала к этому делу, ей приходила в голову мысль, что это, если хорошо вдуматься, не очень благородно. Кроме того, дальше в письме, которое она просмотрела до самого конца, говорилось почти исключительно о делах миссис Уонноп. Марк, в присущей ему наивной манере, переживал, что пожилая леди, несмотря на оставленное ей их отцом наследство, не села сразу за написание бессмертного романа, хотя сам он не понимал ровным счетом ничего в литературе, о чем и сообщал Кристоферу в своем письме…

Тот читал свою корреспонденцию дальше, сидя под лампой с зеленым абажуром. Бывший сержант-майор пару раз начинал говорить, но, когда ему напомнили, что капитан занят чтением, демонстративно умолк. На лице Кристофера не отражалось ни единой эмоции, с таким же видом он в былые времена мог бы читать за завтраком ответ из Управления статистики. Сильвия лениво размышляла о том, не сочтет ли он уместным извиниться за те эпитеты, которыми ее наградил его братец. Похоже, что нет. Наверняка посчитает, что раз она уж вскрыла это письмо, то пусть несет ответственность и за его содержание. Примерно так. В тишине, пусть даже и относительной, что-то загромыхало. «Опять летят!» – сказал Коули. Мимо, направляясь к выходу, прошло несколько пар. Ни одного презентабельного вида мужчины среди них, разумеется, не оказалось; все были либо стариками, либо неуклюжими подростками с носами, далекими от разумных пропорций, и безжизненно приоткрытыми ртами.