И больше никаких парадов

Мысли Кристофера, пока он читал письмо, некоторым образом увлекли ее за собой, породив в душе несколько другое настроение. Перед ее взором вдруг возникла довольно убогая утренняя столовая Марка, где между ними произошел разговор, а также фасад не менее убогого дома в Бедфорд-Парке, в котором жили Уоннопы… В то же время она даже не думала забывать о соглашении со святым отцом, взглянула на часы на своем запястье и увидела, что прошло шесть минут… Ее удивляло, что Марк, располагающий состоянием как минимум в миллион, а скорее всего, гораздо больше, мог жить в такой невзрачной квартире, главным украшением которой были подковы нескольких именитых, но уже отдавших Богу душу скакунов, использовавшиеся в качестве пресс-папье, служившие подставками для чернильниц и ручек, а на завтрак позволял себе лишь несколько кусочков скорбной, жирной ветчины, выражающей свои соболезнования бледным яйцам… Ведь она, как когда-то ее мать, приехала к Марку именно за завтраком. Однако если мать явилась к нему сразу после того, как проводила Кристофера во Францию, то Сильвия после третьей подряд бессонной ночи: во время прогулки по парку Сент-Джеймс она, проходя под окнами Марка, подумала, что вполне может доставить Кристоферу пару неприятностей, рассказав брату о его интрижке с мисс Уонноп. И тотчас придумала себе желание поселиться в Гроуби, приправив необходимостью выделить на это дополнительные средства. Да, она действительно была дамой весьма состоятельной, но не настолько, чтобы жить в Гроуби и поддерживать его в надлежащем состоянии. Это старое огромное имение было огромным не из-за особняка, хотя в нем, насколько она помнила, насчитывалось то ли сорок, то ли шестьдесят комнат, а из-за обширных родовых земель, конюшен, родников, ручьев, обсаженных розами тропинок и живых изгородей… По правде говоря, уютно там могли себя чувствовать только мужчины – среди мрачной мебели в коридорах первого этажа, выложенных большими камнями. В итоге она зашла к Марку в тот самый момент, когда он читал у камина почту, пристроив на спинке стула номер «Таймс», потому что до сих пор не отказался от популярных в сороковых годах XIX века представлений о том, что, читая влажную газету, можно подхватить простуду. За все время их разговора черты его мрачного, непроницаемого лица, будто вырезанного из старого коричневого деревянного стула, не выразили ни единой эмоции. Он предложил ей яичницу с ветчиной и задал пару вопросов о том, как она собирается жить в Гроуби, если ей позволят там поселиться. Во всем остальном он никак не прокомментировал предоставленные ею сведения о том, что девица Уонноп родила Кристоферу ребенка – ради красного словца она постоянно муссировала в беседах эту тему, по крайней мере, до того разговора с ним. Он же на это вообще ничего не ответил. Не произнес ни слова… Под конец, встав и захватив в соседней комнате зонт с котелком, Марк сказал, что должен теперь ехать в министерство и, опять же без всякого выражения, посветил ее в содержание письма, по крайней мере в той его части, которая касалась ее лично. Марк сказал, что Сильвия действительно может поселиться в Гроуби, но при этом должна понимать, что поскольку их отец умер, а он сам, бездетный чиновник, постоянно пропадает в Лондоне, занимаясь делом, пришедшимся ему по душе, то хозяином имения, по сути, является Кристофер, которому позволительно делать с ним что угодно, при том однако условии, что его будут надлежащим образом содержать, о чем его брат, конечно же, позаботится. Поэтому если она действительно хочет там жить, ей придется добиться на это у супруга разрешения.

– Если ваши слова действительно правда, Кристофер, вполне естественно, может решить поселиться в Гроуби с мисс Уонноп, – добавил он с невозмутимостью, настолько затушевавшей его предложение, что всю его поразительность она осознала, лишь когда отошла от дома и прошагала по улице приличное расстояние, открыв от удивления рот. – В таком случае ему просто придется поступить именно так, и никак иначе.

С этими словами он бесстрастно подставил ей локоток и повел по коридору, освещенному лишь круглыми окошками, за которыми наверняка располагалась его ванная. И только по тому, как это сделал Марк, Сильвия поняла, что он нервничает.

И в этот самый момент с весельем в душе, но и с замиранием сердца, поняла, с какими трудностями могла столкнуться на пути к реализации своего плана. Ведь, отправляясь к Марку, она буквально с ума сходила от того, что Кристофер в Руане оказался в госпитале, и хотя медики заверили ее, сначала телеграммой, а потом и письмом, что его положили единственно из-за болезни легких, она даже понятия не имела, до какой степени Красный Крест может – или не может – вводить родственников в заблуждение, чтобы скрыть масштаб потерь.