И больше никаких парадов

Только вот игра эта оказалась бесконечно жуткой и чудовищной… Раскаты орудий и прочие источники адского грохота казались ей столь отвратительными и ужасными только потому, что она не видела в них ничего, кроме напыщенной игры, затеянной какими-то школярами… Может, Кэмпион, может, какой другой мальчишка говорил: «Эй, на подлете немецкие аэропланы! Давайте постреляем из зенитного орудия! Давайте что-нибудь взорвем!..» Точно так же пушки давали залпы в парке в день рождения короля. Расположить пушку в саду отеля, где могли спать или вести беседы сливки общества, было неприкрытой наглостью!

Дома она еще могла уговаривать себя, что это такая игра… Так или иначе, но на ужине дома у министра короны ей достаточно было предложить больше не говорить обо «всех этих гнусностях», как к ней тотчас присоединялись десяток, а то и дюжина голосов, соглашаясь с миссис Титженс из Гроуби, что это действительно чересчур…

Но здесь Сильвия словно оказалась в самом водовороте этой безобразной истории… Та без конца развивалась, порой таяла прямо у нее на глазах, но все равно никуда не девалась. Это было сродни попыткам следить за одним-единственным ромбом узора огромной, свернувшейся кольцами змеи, которая беспрестанно извивалась… От того, что Титженсу приходилось решать какие-то вопросы бок о бок с этим пьяницей, в ее глазах пользовавшимся весьма сомнительной репутацией, ее охватывало отчаяние. Раньше она ни разу не видела, чтобы Кристофер, этот одинокий буйвол, с кем-то советовался… Но сейчас обсуждал вопросы с кем угодно: с любым идиотским штабным офицером, с которым дома никогда бы даже не заговорил; с любым заслуживающим доверия сержантом, насквозь пропитавшимся пивным духом; с любым уличным оборванцем, напялившим на себя мундир ординарца… Стоило кому-то из них появиться, как они тут же начинали обсуждать очередной постыдный пункт своей детской игры, чуть ли не соприкасаясь головами: стирку, необходимость заботиться о солдатских ногах, вопросы религии… Все это относилось к стаду подонков, не отличимых от миллионов других… Ну и, как водится, их гибель! Но сколько же там, черт бы их всех побрал, присутствовало лицемерия и сколько трусости! Всю эту резню, весь этот пир во время чумы они проповедовали лишь для достижения собственных целей, лишая людей жизни в немыслимой бойне, сотканной из ужаса и боли. А потом в приступах агонии оплакивали смерть одного-единственного человека. Ведь ей давно стало совершенно ясно, что Титженс переживал тяжелейшее нервное истощение. Это же надо, оплакивать смерть одного человека! Прежде Сильвия ни разу не видела, чтобы он страдал; как ни разу не наблюдала за ним какой-либо тяги к симпатии, потому как он даже в дружбе оставался сдержанным и холодным! И вот теперь пребывал в состоянии агонии! В ее груди родилось ощущение водоворота боли, без конца раздвигавшего свои границы, расширявшегося до горизонта, за которым царила вечная ночь… Как там сказал этот сержант-майор?.. Рядовые на передовой буквально как в аду! Офицеры похоже тоже.

От неподдельного сострадания в голосе этого гнусавого, подвыпившего старика у нее возникло ощущение какой-то невероятной порочности… Все эти ужасы, все эти бездны боли, вся эта жестокость пришли в мир стараниями людей, которым вдруг захотелось устроить вакханалию безудержной распущенности… Именно она лежала в основе мужской чести, мужской добродетели, соблюдения соглашений и стремления любой ценой не отдать врагу знамя… Этакий магический карнавал, в котором правят бал пьянство, похоть и неуемный аппетит… Стоит единожды привести его в движение, и потом ничего уже нельзя остановить… И подобному положению вещей не видно ни конца, ни края… Ведь если организаторы этой игры вкусили ее радостей – в виде крови, то кому придет в голову ее заканчивать?.. Занимавшие их умы вопросы все эти люди обсуждали с похотью тех, кто в курительных комнатах рассказывает похабные истории своих амурных похождений… Другой параллели попросту не найти!

Да, войну было не остановить, как было не остановить и вконец захмелевшего бывшего сержант-майора. Он все говорил и говорил, даже не думая останавливаться! Вполне ожидаемо не скупясь на советы молодой чете, расходившейся во мнениях! Вино придало ему уверенности и храбрости!

На заднем плане полотна всех этих ужасов в ее разум пробивались обрывки мудрости… Но обрывки весьма странные… Они казались ей хорошей взбучкой! В соседнем зале чьи-то руки завели какую-то музыкальную механику, только добавив шума, которого и без того уже было немало.

Рас поднесет нам
Что девушку, что хлеб! —

затянул чей-то хриплый голос.

И пусть меня защекочут до смерти,
Лишь бы узнать, нельзя ли уйти,
Чтоб не остаться там навсегда…