И будет день

Как-то вечером около нашего дома остановился автомобиль, и во двор вошел молодой человек. Оглядевшись по сторонам, он направился к веранде.

— Простите, не вы мистер Нандасена? — спросил он, подойдя поближе.

— Да, я. А что вам угодно?

— Сарат просил меня передать вам посылку. — Он протянул сверток. — Приехал я на прошлой неделе, но было много всяких дел, и вот только сейчас к вам выбрался.

— Заходите, пожалуйста, в дом, — засуетился я.

— Извините, но я очень тороплюсь.

— Как там Сарат? Как у него дела? — спросил я, провожая его до калитки.

— У него все в порядке. В прошлом месяце женился.

— Женился?

— Да. Разве он не написал вам об этом?

Я оторопел. С невольной улыбкой молодой человек поклонился, сел в машину и уехал.

Я побрел на веранду. Подумать только! В жизни Сарата — такое событие, а он даже не написал об этом. Но может быть, письмо вложено в посылку. Я проворно спустился с веранды и бросился обратно к калитке: провожая гостя, я повесил сверток на забор. Развязав бечевку, я перерыл все содержимое свертка, но не нашел ничего, даже короткой записки. На что нам с Суманавати присланные им тряпки, если сын даже не счел нужным написать, как он живет? Мы ждем от него не посылок, а теплого слова, внимания. Я снова завернул рубашки и сари в бумагу, отнес все в комнату и спрятал под кроватью. Я решил ничего не говорить об этом Суманавати, а все вещи переслать Малини, приложив записочку, что это подарок ей и мужу от Сарата.

Тут Суманавати позвала меня пить чай. На столе стояла тарелка со сладкими пирожками.

— Откуда пирожки? — спросил я. — Ты же вроде ничего не пекла.

— Приехала Суджата погостить у родителей. Это она привезла.

Я машинально пожевал пирожок, выпил чашку чаю и встал. Мне вспомнилось старое предание о ястребе. В предыдущей своей жизни он не дал воды человеку, умиравшему от жажды. И теперь каждый раз, когда он хочет напиться, вода превращается в кровь. Он вынужден ловить клювом капли дождя. Почему-то и я тоже за какие-то дурные поступки в предыдущей жизни лишен внимания и заботы своих детей.

Я подошел к калитке. Из дома Сирисены доносились голоса. Суджата учила сына говорить «дедушка» и «бабушка». Ребенок лопотал что-то невразумительное, и все трое радостно смеялись. А у нас в доме горько, пусто, одиноко. Я подошел к двери кухни. Суманавати, подперев щеку рукой, сидела за неприбранным столом. На коленях у нее покоилась кошка, подобранная на улице, а у ног на полу спал Черныш.