И будет день

Роды прошли благополучно. С рождением сына их жалкое жилище словно наполнилось ярким светом. Вдвоем или поодиночке, они часто склонялись над ним. Он вертел из стороны в сторону своей еще лысой головкой, причмокивал губами и беззаботно сучил ножками, а родителей одолевали мысли о том, что делать дальше. Жизнь на новом месте не удалась. Заработка Бандусены едва хватало на двоих, а для Саттихами никакой работы в колонии не нашлось. Оставаться с ребенком среди чужих было трудно. И постепенно их мысли обратились к родной деревне. Первой заговорила об этом Саттихами:

— Не пора ли нам опять перебраться в деревню? Жить будем у моей матери. Ты найдешь работу по найму. Я устроюсь на плантации собирать латекс. Тогда и с деньгами будет полегче.

Вначале Бандусена упорствовал — уж больно горько было ему возвращаться ни с чем туда, откуда он ушел в поисках лучшей доли, но всем его колебаниям и сомнениям пришел конец, когда Саттихами призналась ему, что снова беременна. Действительно, ничего другого, как только вернуться в деревню, им не оставалось. Все это вспомнилось Бандусене, когда он услышал упрек матери. Что тут ответишь? Да и чья вина, что все так произошло?

А Описара Хаминэ, увидев, какой растерянный вид у ее старшего сына, пожалела о том, что упрекнула его, и почти виновато сказала:

— Не сердись на меня, сынок. Ты ведь понимаешь, как мне было тяжело… Ну а как внучек? Здоров?

— Все в порядке, мама.

— Ну и слава богу. Приведи его как-нибудь сюда. Больно мне сознавать, что ты живешь у чужих людей, сынок… И здесь вам с Саттихами нельзя жить. С Ясомэникэ вы никак не поладите. Вот что я тебе скажу. Ты помнишь, на нашем участке около дороги есть старая лавка. Стены еще ничего, только крышу подремонтировать надо. Поселяйся там. Вроде и со мной рядом, и от Ясомэникэ далеко. И можно расчистить место для огорода…

На глаза Бандусены навернулись слезы. Он почувствовал себя блудным сыном, которого вновь принимают в лоно семьи.

Вдали раздался лай собак, который стал приближаться к дому, и вскоре между деревьями замелькал свет факела.

— Должно быть, Ясомэникэ и Вималядаса возвращаются, — то ли с сожалением, то ли с облегчением сказала Описара Хаминэ.

Бандусена весь напрягся — встреча с сестрой не радовала его. Он слишком хорошо знал неукротимый нрав Ясомэникэ и то, что она не переносит. Саттихами — даже упоминание этого имени может вызвать вспышку ее гнева.

Через несколько минут три фигуры приблизились к веранде, и, пока Сопия гасила факел около ступенек крыльца, Ясомэникэ и Вималядаса вошли в дом.

— Ясомэникэ! Вималядаса! Подите сюда! Бандусена пришел! — оживленно затараторила Описара Хаминэ, но под напускным радостным оживлением угадывалось тревожное ожидание — как встретятся ее дети.

Ясомэникэ только скользнула взглядом по Бандусене, прошла к себе в комнату и крикнула:

— Поди-ка сюда, Вималядаса!

Вималядаса немного потоптался на месте и, потупившись, прошел за Ясомэникэ. Едва он переступил порог, дверь с треском захлопнулась.

Бандусена двинулся к выходу:

— Ну я пошел, мама.

— Так смотри, сделай, как я говорю, — сказала ему вслед Описара Хаминэ. — И внучка приведи мне показать.

Тотчас же из комнаты Ясомэникэ полился поток брани. И, даже шагая по двору, Бандусена слышал выкрики сестры:

— И как только совести хватило заявиться сюда… Подзаборная тварь… Внука еще должен привести…

Потом, по-видимому, Вималядаса попытался унять ее, и до Бандусены донеслось:

— Да заткнись ты, сопляк!

2

Когда Бандусена впервые после возвращения увидел участок, где стоял их дом, при дневном свете, он был ошеломлен открывшейся картиной бесхозяйственности и запустения. Сорняки густым ковром покрывали землю, цепкими плетями обвивая деревья. Пальмы, которые раньше всегда были тщательно ухожены и щедро плодоносили, покрывали наросты и засохшие ветки. Все кому не лень срывали появлявшиеся на них немногочисленные орехи, выпивали сок и тут же бросали на землю пустую скорлупу. Когда был жив отец, никто из посторонних и думать не смел пройти по участку. Теперь же повсюду виднелись тропки, протоптанные теми, кто, не желая делать крюк, шел напрямик.

А колодец! Иная мать не проявляет к своему ребенку столько заботы и внимания, сколько проявлял к нему отец. Во всей деревне не было колодца с такой холодной водой. Отец часто рассказывал, как однажды в давние времена восторгался какой-то белый чиновник, отведав из него воды. А сейчас колодец был в таком же запустении, как и все остальное. На облицовке там и тут расползлись грязные пятна мха и лишайника, в местах, где выпали камни, зияли черные дыры. А когда Бандусена вытянул ведро и сделал несколько глотков, то почувствовал привкус ржавчины. Со смешанным чувством взирал Бандусена на все вокруг. Его охватывала горечь оттого, что пришло в упадок когда-то цветущее хозяйство, и в то же время он смотрел на все словно со стороны, как будто то, что здесь происходит, его уже не касается.