И будет день

Вел аукцион Эбилин Синьо — шутник и балагур, который никогда не лез за словом в карман и был накоротке с любой аудиторией. Пока говорили Котахэнэ Хамудуруво и Ясомэникэ, он нетерпеливо ерзал на стуле, не в силах спокойно дождаться момента, когда наступит его черед обратиться к присутствующим. Теперь же он степенно поднялся со своего места, подкрутил кончики усов, поклонился Котахэнэ Хамудуруво и попросил разрешения начать аукцион. Он обвел орлиным взглядом зал и предложил:

— Давайте-ка все дружно прокричим «саду» по случаю нашего аукциона!

И прежде чем присутствующие смогли откликнуться на его призыв, он набрал полные легкие воздуха и гаркнул так, что какой-то старик, задремавший на своей циновке, вскочил, словно его укололи иголкой, и стал испуганно озираться вокруг. Когда все в зале успокоились, Эбилин Синьо взял со столика, стоявшего перед Котахэнэ Хамудуруво, корзину с красными лотосами, высоко поднял ее над головой и поводил ею из стороны в сторону.

— Красные лотосы… пятьдесят центов, — загремел Эбилин Синьо на весь зал. — Лотосы красные, да цена не красная! А ну набавляй!

— Шестьдесят… Семьдесят… Рупия… — неслось из разных концов зала.

— Да не скупитесь! Каждый лепесток на рупию тянет! — подбадривал Эбилин Синьо.

Первая покупка считалась особенно престижной, и предлагаемая сумма быстро подскочила до шестидесяти рупий. Особенно усердствовали, набавляя цену, Хендирияппу и Рогис Аппухами. Они постоянно соперничали друг с другом, и сейчас никто из них не хотел уступать.

— Восемьдесят рупий!

— Восемьдесят рупий — раз.

— Сто рупий!

— Сто рупий — раз.

— Сто десять рупий! — провозгласил Хендирияппу в притихшем зале.

— Сто десять рупий — раз. Сто десять рупий — два. Сто десять рупий — три. Продано!

Эбилин Синьо торжественно вручил корзину с красными лотосами Хендирияппу и его жене, которые тут же направились возложить цветы к изображению Будды.

На продажу пошли бананы, кокосовые орехи, овощи… У собравшихся это не вызывало никакого интереса, и, как ни рассыпался в шутках и прибаутках Эбилин Синьо, эта часть аукциона прошла довольно монотонно. Пожилые люди позевывали, а молодежь с нетерпением ждала момента, когда в ход пойдут предметы рукоделия.

С продажей последней грозди бананов Эбилин Синьо произнес замысловатое четверостишие, заканчивающееся словами: «А теперь не мешало бы и горло промочить!», и под общий смех выскользнул из зала, крикнув на ходу: «Я скоро вернусь!» Через две-три минуты он уже стучал в дверь хижины Кабарабаса. Не говоря ни слова, он сунул вышедшему хозяину пятьдесят центов и единым духом опорожнил стакан с «дьявольской водицей». Закурил биди и, затянувшись несколько раз, проворно зашагал обратно.

— Ну вот, после чаю сразу лучше стало, — провозгласил он, входя в зал и занимая свое место. — Что там у нас дальше? Платье для девочки. А кто его сшил? Вэпола Сингитамма. Предлагайте цену!

Аукцион продолжался. Вслед за платьем для девочки были проданы кошелек Джэпин Нона, носовой платок Чанданахами, наволочка Вималавати. В зале царило оживление. Молодые люди быстро догадывались, кто из них какую вещь хотел купить, и тут же принимались набавлять цену. Набавляли понемногу — по пять-десять центов, но торговались азартно, вызывая восторг у всех присутствующих. Наступила очередь наволочки Ясомэникэ.

— Наволочка нашей Ясомэникэ! — объявил Эбилин Синьо, показывая белую наволочку, в одном углу которой были вышиты две птицы, а в другом — надпись по-английски: «Good Luck»[1]. — Того, кто предложит меньше двенадцати рупий, я сам выведу из зала!

— Двенадцать пятьдесят! — выкрикнул Вильсон.

И тут в торг вступила сама Ясомэникэ — она подняла цену до тринадцати рупий. Никто не мог припомнить случая, чтобы девушка, выставившая вещь на продажу, сама же и торговалась за нее. Поначалу решили, что Ясомэникэ хочет подзадорить возможных покупателей. Когда же она, прежде чем Эбилин Синьо успел произнести традиционное «Тринадцать рупий — раз», назвала цену в восемнадцать рупий, стало ясно, что Ясомэникэ решила сама купить свою наволочку.

— Восемнадцать пятьдесят! — предложил Вильсон. Предложил сгоряча, поскольку таких денег у него не было. Да уж больно обидно было уступить в торге с девушкой. И когда Эбилин Синьо стал размеренно произносить: «Восемнадцать пятьдесят — раз. Восемнадцать пятьдесят — два», он весь съежился, с ужасом ожидая слова «Продано!», а расплатиться ему будет нечем.

— Двадцать рупий! — заявила Ясомэникэ. Больше цену никто не набавлял, и наволочка, которую вышивала Ясомэникэ, досталась ей самой.

8

В школе, где работала Ясомэникэ, в течение нескольких дней преподаватели и ученики старших классов во всех подробностях обсуждали благотворительную ярмарку. Время от времени коллеги Ясомэникэ подшучивали над ней: что это она решила купить свою собственную наволочку? Не хотела небось, чтобы она досталась Вильсону, и хочет подарить кому-то другому? «Никому ничего я не собираюсь дарить, — пожимала плечами Ясомэникэ. — Просто видела, что всерьез никто и не думает покупать наволочку, вот и купила ее сама».