Из Дома культуры Антонина Сергеевна пошла в контору к Пал Палычу. Будет просить помочь Илье с ремонтом. Трогала в кармане свернутую афишку, улыбалась. Резиновые сапожки взвизгивали в сырой траве.
Телефон весело звякнул, Юрий Иванович потянулся к трубке. Телефон продолжал мелким, с глумцой голосом.
Звонил Лохматый, просил проводить — уезжает в Уваровск.
Юрий Иванович провожал Лохматого раз в два года, такая периодичность, и всякий раз проводы заканчивались чтением неоконченной рукописи в его запущенной комнатке.
— Эти старухи у меня в печенках сидят. Бездна разделяет сестер. Девичье соперничество, дочерний подвиг одной и звериное себялюбие другой. Наряды и круизы по Средиземному морю — и ночное одиночество под гудки поездов. Это смесь взрывчатая, ее навалом, горы. Бездна клубится и дышит серой. Я лягу мостом над бездной. Не я, то есть, хрен с горы, бумагомаратель, неудачник, а разрушитель их жизней, мифологизированная женская идея о полном счастье, о платьях с фестончиками. Объект женского сентиментального культа. Тут начинки вагон и маленькая тележка!.. Так проводите?
— Занят я.
— Ну да, вы открыты нашей ситуации, как господь. Безмолвно сострадаете.
Юрий Иванович приехал на Ярославский вокзал. Отстояли очередь в кассу; места на поезд, проходящий через Уваровск, для Лохматого не нашлось: лето. До начала десятого просидели в ресторане. Подали поезд, они ходили от проводника к проводнику, уговаривали довезти Лохматого до Уваровска. Сговорились в конце концов с бабонькой в новеньком кителе, уплатили ей вперед цену билета. Накупили в дорогу Лохматому лимонов, печенья, молока, холодных пирожков неизвестно с чем, они лежали в полиэтиленовом мешке будто тяжелые клубни, купили два вафельных торта и два пакета конфет, эти хотелось сравнить с личинками. Сидели в служебном купе. Объявили об отправке поезда. Лохматый вышел на перрон с Юрием Ивановичем. Стоявшая в дверях вагона проводница сдвинулась, лицо ее скрылось за большой, с разбросанными волосами головой Лохматого и медленно выплыло над его левым плечом.
Проводница глядела сквозь них. Когда она вернется через две недели, будут здесь те же столбы, мусорные урны, текущая от электрички толпа, но этих двух людей здесь не будет.
Лохматый ослабел, плечи старчески повисли. Юрий Иванович привез его домой, уложил на диван, заварил чай. Оживший от чая, Лохматый в будочке на балконе просмотрел завернутые в полиэтилен рукописи, вернулся с пакетом. Опустился на колени рядом с ним, рассматривая старые, измятые бечевкой листы.
— Нашел… — сказал он грустно, стал читать. — Гляжу на нее из окна вагона, желая, чтобы мечты, эти сны наяву, наказать меня за вероломство мешались бы у нее с видениями возможного любовного счастья, потому что такое свидетельствовало бы о неистекшей жизни.
В рассказе?.. В главе романа ли — красавица, брошенная женихом, день за днем, год за годом выходит к московскому поезду. Поезда на плите перрона оставляют мужчин, потерявших волю при виде одинокой красавицы. Остается на станции агроном, сибирский нефтяник, флотский офицер, абитуриент с вызовом в кармане. Порабощенные своей любовью к красавице, они выходят вместе с ней к московскому поезду — они ждут ее жениха как избавления. Они солидарны, как узники, участливы и бережливы друг с другом, помогают местному доктору, похожему в описании на Федора Григорьевича, выхаживать своего товарища, простоявшего ночь на морозе под Ее окном. Очередного влюбленного, выскочившего из вагона за газеткой, матросика в тельняшке, подбирают к вечеру под Ее окнами в состоянии безмолвности и наряжают его сообща, каждый убеждает взять именно его галстук или его шарф; такой-то цвет делает Ее благодушнее и т. д. — о Ней создался фольклор. В матросике видят товарища по несчастью и одновременно вероятного избавителя. Матросик возвращается с сознанием, что он теперь от Нее еще дальше, чем был там, на перроне. На другой день собратья находят ему жилье и работу. К иным из них приехали матери, жены с детьми. Проходят годы, в кармане абитуриента пожелтела и лопнула по сгибам телеграмма-вызов на приемные экзамены, его одноклассники давно с дипломами в карманах проехали обратно. У абитуриента русая борода и «органика в глазах», так выражается некрасивая женщина, научный сотрудник, написавшая кандидатскую диссертацию о скопище безнадежно и покорно влюбленных мужчин и теперь приступившая к докторской. Женщина-ученая стареет, стареют влюбленные мужчины, иные умерли от старости, похоронены и стали преданиями для вновь прибывших, а красавица свежа, как двадцать лет назад; отсчитывает время пролетающий раз в году с острым свистом вагон начальника дороги. К мгновению этому готовятся за месяц, станцию выглаживают, отмывают перрон, отчищают от грязи фермы перекидного моста, так что весело блестят шляпки заклепок, а в закопченные стекла депо художник вписывает веселые горшки с петуньей и ванькой-мокрым.