И бывшие с ним

Заглянули в лабораторию, Гриша ушел отсюда недавно; бывший здесь один из трех его заместителей, грузный и хмурый человек, глянул на вошедших с досадой, неудовольствие его относилось к Вадику, ловко запечатлевшему бессмертный блеск стекла и никеля приборов, круглые табуретки на винтовых ногах, равно как и к Павлику с его ученой бородкой и худобой, и к Юрию Ивановичу, помогавшему этому грузному бирюку подписывать чертежи в пору их учебы в здешнем заводском техникуме в году этак в пятьдесят пятом.

Вадик снимал, снимал, он пьянел от движения по цехам, воя моторов на испытательной станции, пританцовывал, как волейболист, он вскидывал руки с фотоаппаратом, ждал, когда в завесе света, замутненной гарью электросварки, блеснет стеклом кабинка крана. Павлик и Юрий Иванович торопили Вадика, из встречных ни один Гришу не видел. Может быть, сейчас друзья подводят тросы под «Весту», над платформой повис крюк крана?

Сокращая путь, проходили по кузнечному цеху, здесь увидели Гришу в пустоте, в тишине, еще более отрадной оттого, что в пристройке слабо ухал молот. Юрий Иванович подошел, встал рядом с Гришей над остывающими на земле полосками.

Набежал Вадик, вспыхнуло и щелкнуло у него в руках.

Гриша принес еще одну полоску, отбросил клещи и снял рукавицы.

Перегон отменили, сказал Гриша, Павлику и Юрию Ивановичу не отзвонил по той причине, что есть разговор не по телефону. На Петровке оба наговорили что взбредет. Всей командой — в Алма-Ату, купить две квартиры, зажить без жен. Секта получается, в чистом виде. Обет безбрачия.

Павлик глядел с испугом.

— Я ведь про Византию, там евнухи занимали высокие государственные должности. Независимость от мужских страстей позволяла вернее служить идее.

— Но ведь следователь обещал не записывать, — прервал Павлика Юрий Иванович.

Гриша покивал: записал, дескать, записал.

— Правда не может повредить Лене, — сказал Юрий Иванович. — Следователь понимает Леню, нас… тоже вырос не на белых калачах. Поколотился парень, покуда выбился да в Москву перевели — все на нервах, всухомятку. Мраморные ладони, как у меня.

— Дайте задний ход, — сказал Гриша.

— Я схожу, объясню, это мысли лично мои, — заговорил Павлик, — покажу свою студенческую работу о государственном устройстве Византии. Никакого отношения не имеет к нам в целом, к Лене.

— Мы с тобой на Петровку не пойдем, — сказал Юрий Иванович.

— Следователь человек государственный, — тихо сказал Гриша.

Павлик встал между Гришей и Юрием Ивановичем, поворачивался к одному, к другому:

— Я ему про обет безбрачия! Не дать управлять собой женщине, чувствам. Служить идее трудно со связанными руками.

Юрий Иванович, обойдя Павлика, отнял у Гриши ком ветоши, прихватил полоски, понес. Друзья поспешно шли за ним.

В соседнем, механическом цехе возле огороженного закутка с наждачными кругами он остановился так внезапно, что Павлик ткнулся лицом в его плечо. Юрий Иванович бросил полоски под ноги.

— Отдери на наждаке, — сказал Юрий Иванович Грише.

Двадцать восемь лет назад, пожалуй, двадцать девять, посчитал Юрий Иванович, — здесь, в закутке, их с Гришей, вчерашнюю ремеслуху, застал мастер: они додумались обдирать на наждаках края чек. Мастер всей пятерней ткнул в кнопки, моторчики затихли, и он глумливо объявил: не заплатит, сказано-де в наряде — обработка чек напильником после строгального станка. Тогда над ними проходил кран с колесной парой на крюках, предупреждал звонком. Гриша крикнул: «Падает!» Мастер пригнулся, был сбит Гришей, притиснут лицом к полу, выстланному торцовой шашкой, Юрий Иванович в страхе глядел, как он подымается, растирает на щеке мазутную вмятину. Через неделю с тем же страхом глядел, как Гриша в их нарядах вписывает: «Перенести восемьсот кг металлолома на 300 метров». Куча в углу цеха годами лежала и перемещалась движением карандаша, если понадобится мастеру приписать в нарядах. Чеки мастер не оплатил, но оставил в нарядах переноску металлолома.

Гриша ногой оттолкнул полоски, так что звякнули, пожал плечами.

— Не больно-то мы были тогда правы, а ты, слесаренок, пошел против мастера, — сказал Юрий Иванович.

Гриша повел рукой, обводя пространство цеха, накрытого железобетонной коробищей нового. Тихо выговорил:

— Поезд на ходу. Ремонт и план, грузопотоки растут… Леня сошел с поезда, как ни верти.

Юрий Иванович пошел прочь, Павлик за ним и вновь ткнулся лицом в плечо, когда Юрий Иванович развернулся.

На ходу выдергивая из внутреннего кармана черный пакет из-под фотобумаги, Юрий Иванович вернулся к закутку. При рывке из пакета высыпались фотографии, одна из них легла на остывающие полоски. Одновременно наклонившись, Юрий Иванович и Гриша взялись за листик, изогнутый от жара железа. Вспыхнул, щелкнул фотоаппарат в руках Вадика.