И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Тогда-то всему миру впервые стали очевидны вопиющие ужасы этой новой войны, на которую политики всего мира взирали либо беспомощно, либо цинично. На улице, на виду у всех, человека могли четвертовать, голову замученного до смерти надеть на кол и выставить на всеобщее обозрение, девушек и женщин насиловали, а потом убивали самыми изощренными способами.

«Кто убивает человека, тот разрушает целый мир.» Уже разрушены тысячи миров. Существует ли еще мир вообще?

Итак, утром 19 августа Миша включил свой маленький радиоприемник, чтобы послушать новости, и тут же оцепенел, потому что диктор говорил не о Югославии, а о другом: «…ТАСС сообщает, что в связи с болезнью Михаила Сергеевича Горбачева и его неспособностью исполнять свои обязанности, полномочия президента, согласно статье 127 пункту 7 Конституции Союза Советских Социалистических Республик, переходят к вице-президенту СССР Геннадию Ивановичу Янаеву. Постановление подписали Геннадий Янаев, Валентин Павлов и Олег Бакланов…»

11

Миша бежит в большую комнату и кричит:

— Ирина! Лева! Аркадий Николаевич! Мария Ивановна! Мне кажется, они свергли Горбачева!

Все сбежались, и Миша, сбиваясь и волнуясь, рассказывает, что он услышал по радио. Ирина волнуется больше всех, но ей приходит в голову включить телевизор. Некоторое время он нагревается, прежде чем на экране появляется диктор, который произносит до конца тот самый текст, который слышал Миша: «…полномочия президента переходят к вице-президенту СССР Геннадию Ивановичу Янаеву. Постановление подписали Геннадий Янаев, Валентин Павлов и Олег Бакланов. — Диктор безучастно смотрит в камеру. — Пожалуйста, не выключайте ваши телевизоры! Как только мы получим новую информацию, она будет передана в эфир!» В кадре появляется заставка московского телевидения, звучит классическая музыка из «Лебединого озера». Миша опять включает свой радиоприемник. И здесь слышна только классическая музыка. Он пытается поймать другие станции, но все, что он может найти, — это советские передачи, везде либо музыка, либо тишина.

— Это преступники! — кричит Ирина. — А если они его убили?

В этот момент слышен вой сирены.

Она сохранилась со времен Отечественной войны и находится в здании колхозной столовой. Сирена совсем примитивная, приводится в действие вручную. Когда-то она оповещала колхозников на полях о налете немецкой авиации, а после окончания войны ее вой стал означать, что все должны немедленно собраться в колхозной столовой, — есть важное сообщение. Эта сирена выла, например, всякий раз, когда предсельсовета собирался выступить с речью, вдохновляющей колхозников на более производительный труд во имя победы коммунизма. Колхозники слушали это, а потом продолжали работать как прежде, спустя рукава, на разбитых машинах и поломанных тракторах и комбайнах. Но сегодня сирена воет слишком рано, значит, у Котикова действительно есть что-то экстренное.

Петраковы и Миша идут к столовой, Мария Ивановна остается дома, у нее грипп. На улице хмурые люди почти не разговаривают друг с другом. После таких заявлений по радио и телевидению надо держать язык за зубами, это всем известно с давних пор. Поэтому Ирина не получает ответа, когда кричит:

— Вы слышали, что Горбачева сняли?

Возможно, не все слышали сообщение, но уже давно одни сказали другим, и все знают и помалкивают.

— Что с вами? Вы оглохли? — спрашивает Ирина. — Нет, вы не глухие, вы просто трусы! Всегда одно и то же: ничего не слышим, ничего не видим, ничего не знаем, ничего не скажем.

— Тише, Ирина! Действительно, мы не знаем, что произошло. Так что не шуми по крайней мере до тех пор, пока мы все не узнаем. — Это говорит Аркадий Николаевич Петраков, спокойный и рассудительный человек, которого однажды укусила гремучая змея, отчего и умерла.

— Значит, и ты боишься? — спрашивает Ирина растерянно. — Ты?

— Я не боюсь, — говорит он. — Но надо тебе заметить, что смелость доказывают не только криком и кулаками, нужно иметь и голову. Предчувствие подсказывает мне, что это начало очень нехороших событий, это не то, о чем надо поднимать крик. Ты что, до сих пор не знаешь людей, Ирина? Я долгое время считал, что мать слишком много времени проводит в церкви и за чтением Библии. Но потом как-то раз, когда я расшумелся так же, как и ты, она мне прочитала одно место, я этого никогда не забуду: «И Господь сказал в сердце своем: не буду больше проклинать Землю за человека, потому что помышления сердца человеческого — зло от юности его.» Следует остерегаться людей, Ирина. Они — самое дурное, что создано природой, и многие могут причинить зло. У меня есть предчувствие, что мы скоро снова все это испытаем, и во всей великой России, и в нашей маленькой деревне. Так что, пожалуйста, потише!

Ирина любит и уважает отца, поэтому она молчит и молча идет вместе с другими молчащими по потрескавшейся от жары глинистой грунтовой дороге к столовой.