Женщина-полицейский занесла его слова в блокнот – как она мне сказала, для рапорта, который ей надо было составить. Вот когда меня настиг родительский гнев, быстрее молнии долетел он сюда из Турина.
– А ордер у вас есть? – жестко спросила Джулиана.
– Это не обыск, синьорина, – спокойно ответила женщина-полицейский. – Но даже будь у нас ордер, мы, учитывая обстоятельства, не были бы обязаны предъявлять его вам.
– Произошло недоразумение, – раздался звонкий голос Берна. – Дайте мне поговорить с дядей, и я вам это докажу.
– Синьор Дельфанти попросил, чтобы владение было освобождено через неделю. В противном случае он подаст заявление в полицию.
Она положила блокнот на стол, как складывают оружие, но голос у нее стал строже.
– У нас есть фотографии. Мы располагаем доказательствами незаконного подключения к электросети с помощью кабелей высокого напряжения, а также незаконного использования фотоэлектрических панелей, которые я, вероятно, смогу обнаружить, если пойду туда, – и она указала верное направление, – а также несанкционированного разведения пчел, не говоря уже о плантации марихуаны.
– Ну, плантация – это сильно преувеличено, – неосторожно поправил ее Томмазо. Все обернулись и посмотрели на него.
Она сделала вид, что не заметила этого невольного признания вины.
– Всего этого хватит для передачи дела в суд. Мой совет: чтобы через неделю, когда мы вернемся, здесь никого не было.
Она мельком взглянула на Берна и словно бы что-то вспомнила. Тем временем Коринна прошмыгнула в дом и вернулась с двумя банками меда, которые поставила на стол перед полицейскими.
– Раз вы уже знаете про наш мед, попробуйте вот этот, цветочный.
– Хочешь дать им взятку медом? – в ужасе спросил Данко. – Да ты просто идиотка!
– Не сомневаюсь, что мед у вас замечательный, – сказала женщина-полицейский, – но мы не можем принять ваш подарок.
От неуклюжей попытки Коринны исправить ситуацию мы только стали выглядеть еще нелепее.
Прежде чем уйти, женщина-полицейский обратилась к Берну:
– А ведь я вас помню. Мы с вами беседовали по поводу той девушки. Это произошло здесь, не так ли?
Она это сказала, действительно сказала, но я была глуха, и моя добровольная, упрямая глухота усиливалась с каждым днем.
– Вы ошибаетесь, – ответил Берн, пристально глядя на нее. – Мы с вами никогда не встречались.
Несколько минут спустя мы опять остались одни, мы шестеро, под навесом нашей беседки, у стен нашего дома, окруженные всей нашей землей, всем тем, что было нашим и вдруг перестало нам принадлежать.
Берн принес шесть бутылок пива, но никто не протянул руку, чтобы взять себе одну.
– Нечего сидеть с таким видом, – сказал он.
– Можно подумать, тебе все равно, – огрызнулся Данко.
– У нас есть деньги, которые Тереза выручила за виллу. На них мы можем купить ферму Чезаре. Она ведь продается, так? И больше никаких уловок.
– А сколько он запросит, этот Чезаре? – скептическим тоном спросил Данко.
– Возьмет, сколько предложим. Речь-то идет о нас.
– Непохоже, чтобы дядюшка особо тобой дорожил.
Подписав контракт о продаже виллы, я объявила, что причитающиеся мне деньги принадлежат всем; это вызвало восторженную овацию, а позже Берн, прижавшись лицом к моему затылку, сказал, что гордится мной. Однако с этого дня мы стали еще бережливее, как будто втайне боялись, что незаслуженное богатство отразится на отношениях между нами.
Берн предложил поставить вопрос о покупке фермы на голосование.
– Поднимите руку те, кто хочет, чтобы эта земля стала нашей. Навсегда.
Никто, кроме меня и самого Берна, не поднял руку.
– В чем дело? – наседал Берн. – Что это значит?
В этот момент Коринна наконец решилась взять себе бутылку пива, нервным движением открыла ее с помощью зажигалки, отпила глоток и стиснула бутылку в руках.
– Мы должны кое-что сказать вам, – начала она. – Мы собирались сделать это позднее, но, учитывая обстоятельства, решили, что так будет даже лучше. Мы с Томмазо уезжаем. Я беременна.
Она подняла бутылку и наклонила голову, словно желая произнести какой-то невеселый тост. Томмазо сидел мертвенно-бледный.
– Как беременна? – спросил Берн.
– Тебе надо объяснять, как это бывает?
Но Берн не заметил ее иронии, его охватила волна восторга.
– Беременна! Но это же потрясающе! Это начало новой эпохи! У нас будут дети. Тереза, Данко, Джулиана… Вы понимаете? Нам с вами тоже надо поторопиться. Пусть они растут здесь все вместе.
На миг он представил себе эту идиллию, и его затрясло. Он подошел сзади к Томмазо и Коринне, обнял их и расцеловал в щеки.
– Беременна! – снова и снова повторял он, не замечая, что названный брат в его объятиях, похоже, сник и едва сдерживает слезы.
– Сколько месяцев? – спросил Данко.
– Почти пять, – ответила Коринна, по очереди заглядывая в глаза каждому из нас.
Берн не мог успокоиться.
– Почему не сказали раньше, чего ждали? Теперь и голосовать незачем. Мы купим эту землю и превратим ее в идеальное место для детей. У них будет полно дядюшек, тетушек и братьев.
Но Коринна стряхнула с плеча его руку.