Читаем И дети их после них полностью

Некоторые зрители пришли пораньше, чтобы занять хорошие места. Они устроились на берегу со стульями и шезлонгами и ждали теперь начала зрелища, попивая холодное пиво, которое доставали из разноцветных сумок-холодильников. Чуть поодаль по озеру плавала баржа, груженная ракетами. Ясное небо еще отражалось на поверхности воды, но свет преломлялся уже беспорядочно, создавая впечатление какой-то неразберихи. Шелестели листья на деревьях, окружавших этот человеческий муравейник. И надо всем этим стоял вкусный запах жареного мяса – аромат лета. Люди терпеливо ждали, наслаждаясь моментом. Стеф и Клем бродили вокруг.

– Где сядем? – спросила Стеф.

– Не знаю. Просто пройдемся.

– Не хочется попадаться на глаза отцу.

Перед тем как ехать сюда, девчонки заскочили к Ламболе, чтобы купить немного выпивки. В воскресенье все магазины были закрыты, и надежда оставалась только на старика. Впрочем, он был готов к такому повороту событий. Его никогда не закрывавшийся гараж, где хранились самые невероятные товары, в этот вечер ломился от продуктов и алкоголя. Никто не знал, имеет ли он право торговать всем этим. Но, облачившись в синий комбинезон и майку, он день и ночь вместе с сыном и дочкой обслуживал клиентов. Даже при опущенной железной шторе достаточно было только позвонить в звонок: выход-то всегда можно найти.

Когда девицы подошли к гаражу, там уже стоял длинный хвост из легкомысленных горожан, в основном молодых, но не только. Работа была поставлена отлично. Покупатель, когда подходила его очередь, просил упаковку пива и гуакамоле. Старик Ламболе говорил: «Сейчас». Его сын скрывался в наскоро оборудованной в заднем помещении кладовке – морозилка, металлические стеллажи и все такое, – возвращался с продуктами, и клиент, ободранный как липка, отходил в сторону. «Следующий!» Когда подошла очередь Стеф и Клем, они спросили упаковку из двенадцати банок. Тридцать пять франков.

– Это же дорого!

– Такая цена.

Старик, синий комбинезон, его дети. Они заплатили.

Всю обратную дорогу они слушали только одну песню «Меня часами от нее трясет»[38], которую крутили в режиме нон-стоп. Настроение у них было жуткое, они глушили пиво. Перемоткой заведовала Стеф. После каждого прослушивания от слов песни у них все больше съезжала крыша. Они уже почти приехали и на проселочной дороге, петлявшей среди деревьев, выпили еще две банки пива. Потом наступил вечер, и в прохладном лесу им стало тревожно. Они поехали дальше, забыв упаковку. Затем надо было найти место для стоянки, припарковаться. Клем стукнула две машины – впереди и сзади. Девчонки смеялись. Развевающиеся волосы попадали им в рот. Наконец они добрались до пляжа, полного под завязку. Они старались идти прямо, но это давалось им с трудом.

– Представляю, что будет, если я встречу маман в таком состоянии.

– Тут столько народу, мы ничем не рискуем.

– Ага, просто жесть, сколько сюда приперлось всякого жлобья.

– Ну да, карнавал же. Вот все и приперлись.

– Не говори. А мы-то что тут делаем?

– Слушай, кто-то, кажется, хотел трахаться? – пошутила Клем.

Стеф скорчила рожу. Все вдруг стало совсем не так ясно, как раньше. Ей было неспокойно, она чуяла опасность. Пора завязывать с пойлом, подумала она. Сейчас они немного прогуляются, и она попросит Клем отвезти ее домой.

Постепенно они растворились в толпе. Запахи, музыка, шум голосов, непрерывное мелькание лиц. Девушки пробирались вперед, вместе, но молча. Все для них было спектаклем. Они купили жареной картошки и устроились на бревнах, чтобы поесть. Мимо, с интересом поглядывая на них, проходила компания парней, явно деревенских, наголо стриженных, в берцах. На них были джинсовые куртки с обрезанными рукавами, надетые поверх рокерских футболок. Некоторые начали отпускать бородку, но у них это плохо получалось. Они всё пялились, не уходили, и Клем показала им палец, после чего те пошли своей дорогой.

– Прикольные эти рокеры. Пошлешь их, и сразу – никого.

– Ага, да все они такие. Слушай, пойдем отсюда. Надоело.

– О-ля-ля, достала, если честно. Ты чего?

Стеф не ответила. Она и правда чувствовала себя как-то странно.

– Народу слишком много.

– Хочешь свалить?

– Не знаю.

Клем встала, потянула подругу за руку, та весила не меньше тонны. Они пошли снова слоняться среди толпы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги