...И другие глупости

Зачем Мышкина бабка приволокла его домой, так никто и не понял. Почему из всех окрестных котов она выбрала именно этого, тоже осталось тайной. Вид он имел довольно гадкий. Хвост, похожий на обглоданный рыбий остов, порванное ухо, клочковатая пестрая шерсть. Клочок серый, клочок белый, клочок грязно-песочный. Торчат в разные стороны. Неопрятный неприятный кот с голодными наглыми глазами и собачьим оскалом кривых желтых клыков. Вырос на помойке. Там же получил воспитание. Стал предводителем помойных. Вот и вся биография. Характер у него был еще гаже, чем внешний вид. Но это мы уже потом поняли, когда Мышкина бабка притащила его домой. Мог, например, цапнуть за ногу. Бывало, что и до крови. Действовал с хитрецой: подходил спереди, терся боком, мурлыкал, урчал, кряхтел, ждал, когда клиент расслабится, потом заруливал сзади и цапал. Сначала пытались его ловить, попу драть. Но он пулей взлетал вверх по шторам и пристраивался на карнизе под потолком — поди догони! А выуживать его с карниза тоже никому не хотелось. Шторы скоро пришлось сменить, но он и новые продрал до дыр. Так и повелось — он продирает, бабка покупает. Когда плюнула и покупать перестала, он стал хорониться на платяном шкафу в ее комнате. Однажды откомандировали Мышкиного папу, чтоб тот снял его со шкафа и сделал внушение посредством собственной пятерни. Папа наглотался пыли, начихался всласть, явился в гостиную с комом прошлогоднего тополиного пуха в волосах и расцарапанной рукой и заявил, что ноги его больше на шкафу не будет. А тут еще март. Жуткое дело. Целыми днями котяра сидел на окне и орал в форточку. Ночами тоже орал. И метил. Ох, как он метил территорию! Деваться от этого запаха было решительно некуда. Хотели его выпустить, пусть, мол, погуляет, потешится, но бабка воспротивилась — нельзя, говорит, помойные и подвальные не простят ему домашней жизни. Загоняют. Загрызут. Тогда решили везти к врачу на кастрацию. Но тут бабка окончательно вышла из себя. Не дам, говорит, своего Коточку калечить. Он, говорит, у меня мужчина в полном соку, я ему пару найду. Решили дождаться, когда она в магазин уйдет. Или на рынок. Или уснет. Но бабка ни в магазин, ни на рынок не уходила, а спать перестала вовсе. Охраняла Коточкино мужское достоинство.

— Коточка! Коточка мой любимый! — приговаривала бабка, держа его над тазом с мыльной водой. Коточка щурил наглые глаза, щерил кривоватые собачьи клыки, растопыривал лапы с острыми когтями и норовил заехать бабке в глаз. Бабка уворачивалась, смеялась и требовала, чтобы Коточку поливали из кувшина теплой водой с ромашковым отваром. Для блеска шерсти. Никакого такого блеска у него ни до, ни после мытья не замечалось. Трудно было представить, чтобы эту шерсть что-то привело в чувство, особенно ромашковый отвар. Зато замечалось возросшее Коточкино нахальство. Когда, завернутый в махровое полотенце, он отдыхал после мытья на диване, бабка ходила вокруг него кругами, подсовывала в пасть сдобное печенье и требовала, чтобы все немедленно заткнулись, потому что «Коточка не любит, когда после ванны ему мешают спать».

Питала она его исключительно. Например, куриные грудки. За куриными грудками для Коточки бабка ходила на базар к одной специальной торговке, которая грудки эти привозила из одного специального инкубатора, где разводили специальных кур с пониженным содержанием жира. Потом из грудок варился бульон. Первая вода сливалась, а вторая предназначалась для Коточкиного питания. Вареная курица проворачивалась через мясорубку, туда же запускались морковка, лучок и петрушка. Протертые грудки соединялись с бульоном, сливками и сырым яйцом. Взбивались. Чуть-чуть охлаждались. Подавались в керамической мисочке и сервировались свежим листиком петрушки. Коточка морщился, тяжело вздыхал и отворачивался. Мышкин папа чертыхался и закрывался газетой. Мышкина мама плюхала перед папой сковородку с яичницей и уходила в спальню плакать. После Коточкиных трапез папа обыкновенно бывал гневлив. Иногда во время ужина Коточка прогуливался по столу, и мы вылавливали его шерсть из тарелок и чашек.

По вечерам бабка вязала кофточку Мышкиной маме на день рождения. Кофточка была довязана в срок. Сиреневая такая, с перламутровыми пуговками, пушистая, с косичками всякими, пумпочками, дырочками — загляденье! Мама очень радовалась. И мы тоже. Кофточку разложили на кресле и ходили по очереди любоваться. И Коточка тоже как-то пришел. Полюбоваться. Пришел, полюбовался, улегся сверху и больше не вставал.

— Кыш! — неуверенно сказала бабка, увидев эту душераздирающую картину. — Кыш, Коточка! — повторила она плаксивым просительным тоном. — Поди, милый, поди!

Коточка дернул ухом и не двинулся с места. Зато в комнату двинулся папа с ремнем наперевес. Бабка ойкнула и заслонила Коточку телом. Папа плюнул, пробормотал что-то типа «делайте, что хотите» и больше в это дело не ввязывался.