...И другие глупости

Но назавтра ничего ликвидировать не пришлось. Утром все проснулись от странных звуков. Кто-то возился в Коточкином углу, пищал, поскуливал и причмокивал. Все высыпали в коридор. Коточка сидел на тощей попе, гордо подняв селедочный хвост и щербатую морду. На полу копошились три котенка. Были они кругленькие, мохеровые, пушистые и клочковатые. Клочок — серый, клочок — белый, клочок — грязно-песочный, клочок — сиреневый. На ушах — пумпочки. На спинках — косички. На хвостах — сиреневые кисточки. Коточка трогал их лапой, опрокидывал на спинки и вылизывал брюшки. На брюшках поблескивали перламутровые пуговки.

Сейчас этот Коточка таскает у нас по столу свою Кофточку, а мы сидим и любуемся на эту упоительную картину. Говорить Мышке про антисанитарные условия, в которых проходит наша трапеза, бесполезно. Она уверена, что Коточка стерилен. Мы по-прежнему ковыряемся в салате, и растормошить эту канитель нет никакой возможности. Наконец Мурка берет инициативу в свои руки. Если честно, я на это и рассчитывала.

— Надолго к нам? — вежливо спрашивает Мурка Оленя, ловко орудуя ножом и вилкой.

— Как получится, — вежливо отвечает Олень, орудуя ножом и вилкой не менее ловко.

— Ага, — задумчиво говорит Мурка. — По делам или так, погулять?

— И по делам, и так, погулять, — отвечает Олень. На слове «погулять» Мыша краснеет и опускает очи долу.

— Ага, — говорит Мурка и задумывается крепче. — По коммерческой части будете или по культурной?

— И по коммерческой буду, и по культурной… тоже буду, — отвечает Олень, и Мыша окончательно растекается, ошибочно приняв слово «культурной» на свой счет.

— Ага, — говорит Мурка и впадает в транс. — А каков, позвольте спросить, оборот вашего валового дохода?

— Позволю, — отвечает Олень. — Спрашивайте.

— Спрашиваю, — говорит Мурка.

— В процентах? — спрашивает Олень.

— И в процентах, — подумав, отвечает Мурка.

— Может быть, в дробях? — настаивает Олень.

— Может быть, — соглашается Мурка. Она вообще девушка покладистая.

— В десятичных или простых? — интересуется Олень.

— И в десятичных, и в простых, — решает Мурка. Ей уже не нравится, что инициатива допроса перешла к Оленю.

— В простых — это просто, — говорит Олень. — А вот в десятичных… даже не знаю, что вам ответить.

— Тогда ничего не отвечайте, — разрешает Мурка. Она уже устала от этого обилия информации.

— Может быть, построим графики? — предлагает Олень.

— Графики? — оживляется Мурка. Она когда-то безуспешно защищала диссертацию и понастроила этих графиков чертову прорву. — А что, давайте! У тебя есть миллиметровка? — спрашивает она Мышку.

— Нет, — пищит Мышка.

— А ватман?

— Нет, — пищит Мышка.

— Господи! Чего ни спросишь, ничего в этом доме нет!

— Есть кусок обоев, — пищит Мышка.

— Ладно, давай обои.

Мышка лезет в чулан и вытаскивает кусок старых, задубевших от клея обоев. Мурка с Оленем пытаются пристроить этот кусок на пол. Кусок пристраиваться не хочет и заворачивается в трубочку. Мурка с Оленем начинают переругиваться. Назревает скандал. Я тихо выхожу в коридор. В коридоре у входной двери сидит Коточка и грызет Оленьи кирзовые сапоги. Сапоги у Оленя удивительные. Во-первых, покрыты толстым слоем грязи, как будто он проживает не на вечной мерзлоте, а на стройплощадке. Во-вторых, фасончик у них такой… ну, приблизительно времен диктатуры пролетариата. Я разглядываю сапоги, и в голову мне приходит шальная мысль: а что, если Олень нас обманывает, что, если он не из какого не из Якутска, а прямой наводкой из мест не столь отдаленных? Что, если он приехал пашу Мышку грабить и убивать? Вот что думаю я, но тут же эту мысль отбрасываю как непродуктивную. Если грабить — то что? Самая ценная вещь в Мышкином доме — прижизненное собрание сочинений джигитских пионерских рассказов. А если убивать — то чего он так долго ждал? Пока мы с Муркой прибудем? На подмогу? В принципе стукнуть Мышку по голове чем-нибудь тяжеленьким мне иногда ой как хочется! Но Олень об этом не знает.

Я вернулась в комнату, где продолжалась склока между Муркой и Оленем, и поманила Мышку.

— Полюбуйся! — сказала я ей, когда она вышла в коридор, и показала на Коточку, который лакомился сапогами. — Сожрет и не заметит! Олень, конечно, не Лев Толстой, босым из дома не уйдет. Или ты на это и рассчитываешь?

Мышка неопределенно махнула рукой, отогнала Коточку и унесла сапоги в неизвестном направлении. А из комнаты раздался дикий Муркин ор. Она требовала, чтобы я немедленно явилась пред ее светлые очи. Я явилась. Мурка с Оленем ползали по полу, пытаясь разгладить обои и стукаясь попами.

— Ложись! — скомандовала Мурка. — Будешь прессом.

Я легла на краешек обоев и деликатно свернулась калачиком. Вернулась Мышка, стала бегать вокруг Мурки с Оленем и следить, чтобы они не слишком там стукались своими попами. Мурка взяла фломастер и построила систему координат. В этот момент дверь тихо открылась и, как полагается в плохом кино, вошел Настоящий Джигит.

— Вах! — сказал Джигит, растопырил большой и указательный пальцы и покрутил ими у носа. — Вах!