i_ee2f01a228bad134

- Старина Атрос прав, такие темы не для ушей юной принцессы, - отозвался паук хрипловатым голосом и лихо взъерошил и без того вздыбленные ворсинки.

Мои брови взлетели на лоб.

- Уже старина Атрос? Не отъявленный негодяй? Ты случаем бронзовой саранчи не переел?

- Не дерзи, Оливия. И я никогда его так не называл, - заявил паук и, убедившись, что бабочка на окне нас не слышит, доверительно понизил голос. – Он раскрыл мне пару приёмчиков, от которых они так и млеют.

- Поскольку я тоже отношусь к ним, воздержусь от вопросов. Мне кажется, или от тебя пахнет ромом?

Магнус сперва изобразил оскорбленную добродетель, потом передумал и сменил её на дерзкий вызов.

- Пришла няня Оливия?

- Всё, молчу. - Я опустилась на кровать и принялась расчесывать волосы перед сном. - Не хочешь спросить меня, как прошёл день?

- А мы уже всё… - Арахна, перелетая с окна на столбик кровати, пихнула его крылом, и паук осекся. – Да, конечно, сгораем от любопытства.

- Ясно. Данжероза?

Паук отпираться не стал. Да и мне нечего было скрывать. Дракониха лишь избавила от необходимости всё пересказывать.

Через пару минут я потушила светильник.

Сон всё никак не шёл.

Ворочаясь в кровати, я вспоминала сегодняшний день. Перед глазами стояло лицо дракона, когда он узнал про мейстера и профессора Марбис. Он почти сразу отшатнулся в тень колонн, но пары секунд хватило, чтобы разглядеть выражение лица. Никогда ещё я не видела его таким растерянным и уязвимым, и от этого сердце жалостливо сжималось.

А потом перед глазами встало лицо Озриэля: обиженное, потрясенное, страдающее.

Почему я причиняю боль тем, кому желаю только добра? Я вообще не хочу никому причинять боль. Пусть воцарится мир, и все будут счастливы - даже мадам Лилит, ведь счастливые люди не тратят себя на зависть и злобу.

Наверное, я всё же, сама того не заметив, уснула, потому что комнату наполнил шепот. Он выползал из углов, подкрадывался к постели, забирался под одеяло. Голос, который можно заглушить днём срочными делами, задавить до едва различимого писка, но обретающий силу в ночное время суток, когда человек не властен над своими грезами, а потому наиболее беззащитен.

- Ливи…

- Озриэль? Ты тут? Я думала, ты остался в Потерии…

- Принцесса, - вкрадчиво прошелестели из другого угла.

- Господин Кроверус?

- Яя-куул, - смеялась тьма.

Тени приблизились.

Лица дракона и ифрита попеременно вспыхивали под сенью полога, пока не начали перемешиваться. Кроверус внезапно обзавелся белокурыми кудряшками, а глаза Озриэля полыхнули серебром.

Ифрит склонился низко над кроватью, провёл когтем по моей щеке и вкрадчиво пропел:

- Лгууунья! Какая же ты лгунья, Ливи…

- Нет, я тебе не лгала, Озриэль, только не тебе….

- Отныне и навек, - обиженно вторил дракон, - так ты мне говорила! Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе…

- Неправда, - задыхалась я, вертясь в коконе одеял и пытаясь высвободиться из их удушающего плена. – Я обещала это Озриэлю, не вам!

- Я говорил, что чувствую твоё сердце, Ливи, - настаивал ифрит, прижимая ледяную влажную ладонь к моей груди и почти касаясь губами губ. – Меня ты не проведёшь… Оно черное, как эта ночь за окном. - Склонившееся надо мной лицо пугало хищностью черт. Озриэль никогда таким не был.

- Любишь играть с огнём, принцесса? – Вокруг дракона с гулом взвились языки пламени, образовав кольцо. - Я тоже.

- Ты обещала сердце мне.

- Нет мне!

Предмет их спора колотился, как бешеный. Во рту пересохло, кровь шумела в ушах, а грудь разрывало от бухающих ударов. Этот стук наполнил меня целиком, я сама превратилась в биение, сотрясаясь всем телом. Одно сердце просто не может так стучать! Казалось, у меня теперь их два: первое бьётся для Озриэля, второе для дракона.

- Его нет! - раздался разочарованный возглас.

Я посмотрела вниз и вскрикнула, обнаружив огромную дыру в груди.

Тени ифрита и дракона начали удаляться. Я протянула руку.

- Нет, постойте, у меня есть сердце! Просто временно потерялось, такое бывает. Я не обманываю, послушайте… - Но они продолжали отступать, с каждым шагом возвращаясь обратно в царство грез, и мои пальцы цеплялись за пустоту. – Не уходите. Вы мне оба нужны…

- И это меня они называют Бессердечным, - прозвучал до боли знакомый голос, и вперед выплыло белое лицо, поблескивая короной с выемкой на месте рубина фортуны.

Я приподнялась на локтях:

- Папа?

В тот же миг тяжкий морок развеялся, и я поняла, что сижу в кровати и смотрю в пустоту. Арахна и Магнус спали. Бабочка пристроила усики пауку на плечо, а тот во сне отталкивался ножкой от наличника, покачивая дворец из паутины.

Я встала, на цыпочках прокралась к кувшину, плеснула воды на лицо и приложила холоднющие пальцы к щекам. Меня всю трясло. Из темных глубин зазеркалья на меня посмотрела бледная, как моль, принцесса. Уголки губ подрагивали, словно готовясь разъехаться в оскале, а глаза казались угольно-черными, ни грамма синевы, которой они искрились днём. Я пощипала щеки, переоделась за ширмой и всё так же на цыпочках выскользнула из комнаты.