И это называется будни

Оперативка подходила к концу, в кабинете уже возник и разрастался тот легкий шумок, который сопутствует окончанию всякого совещания, когда Гребенщиков, поднявшись во весь рост, чего обычно не делал, торжественно объявил, что вносит предложение выдвинуть соискателей на Государственную премию.

Внешне у этих привыкших ко всяким неожиданностям людей реакция скупая. Правда, они больше привыкли к неприятным неожиданностям. А такая растапливает холодок в глазах и расцвечивает лица улыбками. Среди них и недоуменные, и явно скептические, но их немного. Возражающих не нашлось, и Гребенщиков предложил называть кандидатуры.

Тотчас, не дав никому опомниться, поднимается Золотарев и в соответствии с разработанным сценарием предлагает южгипромезовцев.

Несколько человек тянут вслед руки, но Гребенщиков предпочитает не заметить их. Опасаясь, как бы у него не перехватили инициативу, он сразу же называет Збандута и Рудаева, но называет не залпом, не подряд, а раздельно, проверяя впечатление.

Кандидатура Збандута встречает явное одобрение, Рудаева — бурный всплеск эмоций, вплоть до открытого ликования.

Лицо Рудаева какое-то время ничего, кроме удивления, не выражает. Но удивление вдруг вытесняется озадаченностью, и это, в свою очередь, озадачивает Гребенщикова — тот не может понять, какие сдвиги произошли в душе у главного сталеплавильщика.

Осведомившись, нет ли у кого отводов, и не дождавшись их, Гребенщиков уже решил было перейти к выдвижению следующих кандидатур, но тут руку вытянул Рудаев.

— У меня отвод, — глухо заявил он.

— Кому? — Брови у Гребенщикова вскинулись вверх и тотчас низко опустились к глазам.

— Себе. У каждого человека собственные критерии оценки своей деятельности. Я не нахожу свою деятельность заслуживающей столь высокого поощрения.

«Была бы честь предложена, а от убытка бог избавит», — подумал Гребенщиков, обрадованный таким поворотом дела, и поспешно, даже слишком поспешно, сказал, скорее не спрашивая, а утверждая:

— Я полагаю, возражений не будет.

И сразу, как залп, в три голоса:

— Будут!

Гребенщиков остолбенел. То, что в числе выступившей троицы оказался Шевляков, его не удивило. От этого благодушного с виду толстяка всегда можно ожидать какого-либо выпада. Но Золотарев! Он-то с какой стати проявляет инициативу, выходящую за рамки порученных ему функций? И Галаган топорщится. Сам на волоске, а за Рудаева как… Впрочем, может, потому и поднимает голос, что на волоске. Выслуживается.

— Георгий Маркелович, от вас конверторный цех далеко, — как бы походя обронил Гребенщиков.

— Не дальше, чем от вас, Андрей Леонидович, — Шевляков недобро сощурился. — Пусть Рудаев недооценивает свою деятельность, но мы-то всё знаем. В «мы» я включаю и вас. Проект, цех, освоение, эксплуатация. И негоже нам уступать его скромности или его капризу. Достоин он выдвижения или не достоин, покажет поименное голосование. Поименное, товарищ Золотарев?

— Так точно, — отчеканил тот.

А с выдвижением конверторщиков застопорилось. Флоренцев не торопился называть фамилии, все надеялся, что назовут его. Но этого никто не сделал. Одни знали, другие догадывались, что его роль в освоении была невелика, а в проектировании и строительстве он и вовсе никакого участия не принимал по той простой причине, что тогда его на заводе не было.

Остановившийся на полпути шар подтолкнул все тот же Золотарев. Твердо следуя заданию Гребенщикова не допустить выдвижения Флоренцева, он одного за другим назвал сразу трех: Сенина, Голубенко и механика цеха Полежаева.

Эти кандидатуры прошли без возражений.

— Что ж, приступим к голосованию, — сказал Золотарев, потому что Гребенщиков сидел задумавшись.

— Рановато! — неожиданно заявил Шевляков, Его глаза под одряблевшими веками смотрели пристально и строго. — Странно как-то получается. Выдвигаем за строительство и освоение, а ни одного строителя. Здорово! Проектировщики есть, эксплуатационники есть…

— А за какие заслуги? — осведомился Карий.

— А за то, что при изменении проекта по ходу строительства они пришли к финишу с минимальной задержкой, — четко и громко объяснил Рудаев.

Без особых споров и обсуждений остановились на Апресяне.

— Вот теперь можно приступить к голосованию, — как бы подвел черту Гребенщиков. — Геннадий Кузьмич, передаю вам бразды правления.

Дальнейшее для Гребенщикова уже не представляло никакого интереса, и он удалился в комнату отдыха за кабинетом.

Из заводоуправления Рудаев и Шевляков вышли вместе. Несмотря на разницу в возрасте почти в два десятка лет, несмотря на разные специальности — мартеновцы часто враждуют с доменщиками, — отношения у них были самые товарищеские.

— А ты что это выпендрился? — спросил Шевляков, останавливаясь на последней ступеньке, чтобы отдышаться, — с его весом трудно было не только подниматься по лестнице, но и спускаться. — Понимал же, что бесполезно. Не хотел из его рук? Так не из милости же он это делает. Через горло.