И все же для дружбы это тяготение было слишком сильное и слишком уж много радости доставляли им встречи. Они даже признались друг другу, что в тот день, когда им предстояло повидаться, они испытывали такой подъем духа, что и работалось лучше, и неприятности переносились легче.
В конце концов Наташе довелось познакомиться с Володиной мамой. Произошло это неожиданно для нее и неожиданно для Володи.
В театре в первом же антракте к ним подошла женщина с суховатым, но не лишенным приятности лицом, одетая не только без всяких притязаний на моду, но даже на общепринятый стиль, и, протягивая Наташе узкую, цепкую руку, сказала: «Давайте познакомимся. Я Володина мама. Вас, знаю, зовут Наташа, меня — Лидия Николаевна».
У Володи от удивления вытянулось лицо и на какое-то время пропал дар речи. Только и смог что сжать локоть Наташи, как бы просигнализировав этим, что он тут ни при чем, и выражая свое смущение.
Мама скучать им не дала. У нее было что рассказать, о чем порассуждать, и Наташа оценила и самобытность суждений, и критическую направленность ума.
Увязалась за ними мама и после театра. Она бодро преодолела штурмовую посадку в автобус, затем долгий путь до Наташиного дома, постояла у калитки и ушла вместе с сыном.
Снисходительная к любым проявлениям материнских чувств, Наташа не нашла в ее поведении ничего предосудительного — заботливая мать хочет составить себе представление о девушке сына. Но когда и в следующие разы после кино и после концерта Лидия Николаевна оказывалась рядом и стоически совершала продолжительные променады, Наташе это показалось сначала странным, а затем и докучливым.
С той же откровенностью, к какой привыкла в отношениях с Володей, Наташа сказала ему и о своей реакции на это преследование.
Володя опустил глаза долу и признался, что тут он беспомощен, так как его мать использует любую возможность, чтобы находиться рядом с ним. В этом она видит проявление материнской любви, которую находит нужным постоянно демонстрировать как ему, так и всем окружающим. А не предупреждать ее о том, что задержится, не сообщать, куда идет, чтобы зря не волновалась, он не может. Так уж сложились их взаимоотношения. Попробовал не предупредить, когда они первый раз пошли в театр, — и что же? Все равно нашла. Нашла с искусством ясновидящей, словно существовала между ними телепатическая связь.
Трудно было разобраться Наташе, что движет этой женщиной. Отточенный эгоизм, гипертрофированное чувство собственности или маниакальное материнское желание оградить сына от всяких искушений и покушений на него?
Как бы там ни было, но сдаваться Наташа не собиралась. Она предложила Володе встречаться у нее на работе в шесть часов вечера, и он с радостью ухватился за этот спасительный вариант.
Каким уютным казалось им обшарпанное казенное помещение, прокуренное за весь день сотрудниками и посетителями! Здесь они просиживали иногда час, иногда два, и время это проносилось со стремительностью экспресса. О чем только не переговорили они! Володя совершенно опрокинул сложившееся у Наташи представление о математиках как о людях узких, отрешенных от жизни. Круг его интересов был немыслимо широк. Когда успевал он все читать, во все вникать и быть в курсе того необъятного, что делалось в мире, следить за новыми направлениями в философии, в биологии, в медицине — оставалось загадкой.
Подолгу в заоблачных высях им витать не приходилось. Нет-нет — и взглянет Володя на часы, как бы проверяя, не слишком ли задержался, нет-нет — и мелькнет глухая маета в его глазах, словно представлял он себе в эти мгновения, какими охами и вздохами встретит его мамочка, укоряя за самовольную отлучку. И радость уже становилась не в радость, когда за нее предстояла расплата.
Однажды, возвращаясь домой после такой законспирированной встречи с Володей, Наташа столкнулась с прогуливавшейся по их улице Лидией Николаевной.
— Где Володя? Куда вы его дели? — В том, как сказала это Лидия Николаевна, была не озабоченность, а неприязнь.
— Мне кажется, сейчас он сидит за своими расчетами и теряется в догадках, куда вы пропали. — Легкую иронию слов Наташа попыталась смягчить добродушной улыбкой.
— Деваюсь не я. Девается он! — чуть ли не дрожа, выкрикнула Лидия Николаевна.
На это тоже последовала Наташина мягкая улыбка и не очень мягкая фраза:
— Лидия Николавна, как вы считаете: взрослый человек должен иметь хоть какую-то степень свободы?
— Да, должен. Свободу мыслей, свободу слова, свободу действий, но только не свободу от материнских забот! — тотчас нашелся ответ.
Наташа попросила Лидию Николаевну зайти к ним отдохнуть, выпить чаю, но та отказалась и, торопливо попрощавшись, засеменила по улице, явно одержимая желанием учинить суд и расправу над вышедшим из повиновения сыном.
ГЛАВА 15
Банкет пришлось устроить без всякой подготовки. Во время вечерней репетиции в клубе появился Черемных, поднял руку и торжественно объявил:
— Товарищи, только что по радио было сообщено, что Вере Федоровне Сениной присвоено звание заслуженной артистки республики, а ее коллективу — народного театра балета!