И это пройдет…

— Неожиданная просьба, может лучше еще разик, — игриво пробегая пальцами по его груди, предложила она.

Игорь отрицательно покачал головой. Он хотел, чтоб Аня сделала для него что-то иное. Она недовольно вздохнула, нехотя поднялась, надевая халат, через плечо бросила полный грусти взгляд. Игоря это озадачило. Другие девушки с удовольствием готовили для него. «Может она просто не умеет?» — мелькнуло в его голове. На кухне зашумела вода. Лежать просто так Игорю было скучно. Он поднялся, натянул джинсы и подошел к книжному шкафу. На полке стояли фотографии. Вот Аня в компании двух подружек. Одна шикарная блондинка. Игорь хищно улыбнулся. Девушка ему понравилась. Вторая тоже хорошенькая, высокая брюнетка с удивительными прозрачными глазами. У Ани определенно были красивые подруги. Он с удовольствием бы отдохнул в компании таких девчонок. На еще одной фотографии Аня с мамой. Здесь не было никаких сомнений. Возрастная статная дама, с прямой спиной и гордым взглядом, улыбаясь сидела на летней качели, Аня обнимала ее за шею. Переведя взгляд на следующую фотку, Игорь слегка напрягся, он знал, что Аня замужем, но никогда особо не интересовался ее супругом. И вот сейчас на него смотрел высокий, крепкий молодой мужчина в синей форме. Снимок был явно сделан перед парадом, рядом стояла Аня, она надела его фуражку, вид у нее был хитрый и забавный. Он быстро перевернул рамку картинкой вниз. За фотографиями стояли книги. Их было много. Перед глазами мелькали незнакомые названия: Джеймс Джойс «Улисс», Альбер Камю «Посторонний». Толстый том в синей обложке, этого писателя он знал, — Виктор Гюго «Отверженные», но роман, конечно, не читал. Внимание Игоря привлекла книга в черном с золотом переплете. Это был Карамзин «История государства Российского». Игорь сел на диван и решил полистать. Ему нравилась история. Переворачивая одну из страниц, он наткнулся на сложенные в несколько раз клетчатые тетрадные листы. Особенностью его работы было лезть в чужие тайны. Быстрые пальцы ловко развернули бумагу.

«Мне кажется, что ты недооцениваешь поэзию, душа не может держаться в рамках прозы, в ней слишком тесно, даже самые красивые обороты — лишь блеклое отражение окружающего мира. Ты знаешь, я не могу не писать стихов, я так чувствую мир, и ты тоже, у тебя определенно есть стиль и вкус, но ты не даешь себе шанса. То, что ты делаешь сейчас, будет преследовать тебя всю жизнь. Это огромная ошибка. Говорю тебе как Друг. Твой Д.»

Игорь еще раз перечитал. В голове бешено заколотилось: «Ни фига, это не просто друг, если бы ей было безразлично мнение некого Д, то она бы давно выкинула записку». Ревность к неизвестному сопернику странным образом возбудила Игоря. Он абсолютно не чувствовал конкурентом мужа Ани, но какой-то парень, письма которого она хранит, вызывал желание задушить либо его, либо ее.

Он продолжил читать записку. На странице красовались размашистые полинялые буквы.

Я в шарфе под шафе за занавесом закулисья

Дергаю струны гитары рукой человека с повадкой лисьей,

Хитросплетенной в сигарного дыма клубок,

Чтоб разорвать много лет спустя сам потом же не смог.

Сослагательно составляю в вечерне-ночном угаре жизненный план,

Ем плитку шоколада, пью чай каркаде и курю ароматный кальян,

Раскаленный на углях угасающего над головой заката,

Закаченного шприцом прямо в мозг в путешествии по устью Ефрата

Сугубо в словах, в воображении хранящемся в детском,

Словно я Датский принц, владеющий мыслью, не владеющий королевством

Жизни своей, и множеством не принадлежащих мне,

Собственно тех, кого приручить не хотел, но кого приручил,

Что зовут, как из вне

Догорающего до сих пор заката в старой бабушкиной печи,

Чтоб сказать ни хотел, говорю только: «Слушай, люби и молчи…»³²