И это пройдет…

«…Как пел в своей песне Владимир Высоцкий: «Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», — так и сейчас, среди недовольных найдется с десяток пророков для своего отечества, но нет сильного лидера, готового объединить и повести все голоса. Символом современного русского бунта стал открытый микрофон, с блогерами, писателями, артистами, которые призывают народ что-то менять. Хотя единственное, на что они сами способны- пустые слова. А между тем реальные протесты, которые могли бы иметь ощутимые результаты, должны начинаться с камня, брошенного в голову ненавистному жандарму, который, не имея ни стыда, ни совести, беспрекословно служит тоталитарному государству, оставляющему своих граждан тонуть в подводных лодках, гибнуть на преступных войнах и в террористических актах. И до тех пор, пока все ходят в белом пальто и рассказывают о том, как что-то должны делать другие, не будет никаких изменений. А этот русский бунт останется в истории как раболепный и беззубый».

— Это что за х…ня! — взорвался он, то, что она написала, стало последней каплей: просьбы за мужа и отказ от шубы он еще смог проглотить, но это уже не лезло ни в какие ворота. — Ты что собираешься вот с этими писульками поехать на слет пидарасов и либеральных европейских ублюдков, ты, наверное, не в курсе, но за призывы к экстремистской деятельности есть статья в нашем уголовном кодексе 280. Какая же ты дура!

— Не ори на меня! — гневно произнесла Аня, вставая, — где хочу, там и буду представлять, читать, печатать, говорить! Кто мне может это запретить? Ты? У нас пока еще свобода слова! Знаешь, я ухожу, с меня хватит.

Аня была чертовски зла, она хотела обойти Игоря, но у нее не получилось. Он загородил собой дверной проем, отработанным движением схватил ее за руку и заломил запястье. Она вскрикнула от боли. Никто и никогда с ней так себя не вел. Аня попыталась вывернуться, свободной рукой отпихивала его от себя. В следующую минуту Игорь ударил ее. Она поняла, что теряет равновесие и падает. Рухнув на пол, девушка почувствовала, как из губы пошла кровь, а из глаз брызнули слезы.

Он смотрел на нее полными гнева глазами. Доля секунды потребовалась Игорю, чтобы осознать, что он сделал. Стараясь сдерживаться, он наклонился к ней. Но Аня отпрянула от него, как от огня.

— Не смей меня трогать, — отползая, прокричала она, — никогда больше не прикасайся ко мне!

— Аня, я не хотел… — глядя на тонкую струйку крови, шокировано произнес он. Злоба, бушевавшая в его душе, погасла. Он понимал, что произошло что-то непоправимое. Так уже было однажды, когда на заре своей карьеры, во время одного из неофициальных допросов он первый раз дал в морду одному из опрашиваемых, чувство вины не давало ему спать несколько недель. Однако он смог справиться с ним: жесткость и бескомпромиссность были частью его работы.

Но Игорь никогда не бил женщин, с которыми спал. Ни одна из них не могла пожаловаться на физическое насилие. Многие его бывшие говорили, что он редкий урод. Но это звание было заслужено частыми изменами и нежеланием жениться. Сейчас все было иначе, он не смог справиться со своим гневом, секундное помешательство сломало хрупкие отношения с женщиной, которую он желал больше всего на свете. Ее заплаканные глаза, разбитая губа пугали его. Игорь протянул к ней руку. Она опять уклонилась.

— Отпусти меня, я хочу уйти, — задыхаясь, просила она.

Он сделал три шага назад, освобождая ей дорогу. Аня подскочила, как безумная кошка, в одну секунду надела обувь, схватила пальто и выскочила вон. В подъезде послышался гулкий звук тонких каблуков и громкие рыдания.

Игорь стоял, словно пораженный громом и впервые не знал, что делать. Бежать за ней, что-то пытаться объяснить? Какой смысл, в лучшем случае Аня просто устроит скандал на улице. Игорь предполагал, что она найдет тысячи оскорбительных слов, после которых он уже не только не сможет извиниться, но, возможно, на самом деле придушит ее. Он пошел на кухню, достал бутылку виски, отвернул крышку, и, не наливая в стакан, начал пить прямо из горла.