Все было проделано в тот же день. Не знаю, попытается ли поднять мятеж Бекингем, вроде бы он переругался с Ричардом именно из-за исчезновения принцев из Тауэра, но пока нужно было готовиться к отъезду. Бр-р-р-р… Официоз. Двор, эскорт, толпа. Не люблю, если не сказать грубее. Но кто-то должен охранять Энн, быть рядом с Диконом и лечить страждущих вместе с Диком. Это моя работа. А теперь еще и хорошо оплачиваемая. Хм… Придумаю, на что потратить денежки, обязательно придумаю. Тряпки и украшения у меня и так есть, а вот что-нибудь этакое… Посмотрим. Есть у меня несколько идей. Всех припашу.
Я привыкла передвигаться по стране вместе с Диконом, который пугал окружающих скоростью своих перемещений. С королевским двором такой финт не проходил. Энн злорадно хихикала над моей несчастной физиономией, сидя в носилках.
— Забирайся ко мне, поболтаем. Не мучайся на жаре.
— Меня укачивает, — ответила я, — ты же знаешь, а поболтать и так можно. Что ты думаешь о моей идее?
— Это интересно. Ты правда думаешь, что мы можем создавать такие платья, которым будут подражать при других дворах Европы?
— А чем мы хуже бургундцев или французов? — я все-таки спешилась и забралась в носилки к Энн. — Да даже если нам не будут подражать, почему мы должны это делать? Пусть будет английская мода. А то придумают какую-нибудь гадость, в которой невозможно будет ходить. Те же эннены у нас намного удобнее бургундских, в которых в комнату только что не на карачках входить надо.
— Для тебя главное — удобство, я помню, — Энн лакомилась грушами, и я присоединилась к ней.
— А для тебя нет? — спросила я. — Всегда можно придумать фасон, чтобы и удобно было, и фигуру выгодно показать. Подчеркнуть все, что надо, что не надо — прикрыть. И с цветами то же самое, и с тканями. И на голову надеть что-нибудь попроще, но элегантное, чтобы в ветреную погоду можно было из дома выходить без риска, что тебя унесет. И при быстрой скачке с головы не слетало.
— Отбери шляпу у Дикона, тебе точно пойдет, — тихо сказала Энн.
— Не отдаст! — так же тихо ответила я.
И мы расхохотались. Сидящая тут же Кэтрин присоединилась к нам.
— Будете дразниться, — пригрозила я, — расскажу, как делают шелк, и испорчу вам аппетит.
— И как его делают? — тут же спросила Энн.
— Его выделяют гусеницы, — злорадно выдала я, — они в эти нити заматываются. А потом коконы опускают в кипяток, разматывают и прядут. И ткут — шелк, бархат.
— Фу! — прокомментировала Энн. — Но я все равно буду есть груши. Ты мне аппетит не портишь.
— Правда? — спросила Кэтрин. — Так и есть?
— Да, — ответила я, — этих гусениц называют тутовым шелкопрядом. В очень старые времена их разводили только в Китае. И китайцы очень строго следили за тем, чтобы жители других стран не узнали, как делают шелк. Но несколько гусениц сумели вынести пилигримы, спрятав их в посохах. Вначале шелк стали делать в Персии, а потом и в других странах. У нас тутовые деревья не растут, но есть замечательная английская шерсть, которая тоже очень дорого стоит.
— А можно выращивать тутовые деревья в оранжереях? — тут же спросила Кэтрин.
— Можно, конечно, — ответила я, — только это не выгодно. Такой шелк будет намного дороже даже того, что привозят из Китая. Посчитай сама, если хочешь: земля, печи и прочее, удобрения, стекло, саженцы. Причем и садовников, и тех, кто будет работать с гусеницами, нужно обучить. И всем платить жалованье. Потом пряхи и ткачи. Красители для тканей очень дороги. Работа вышивальщиц, если мы хотим получить парчу. Бархат не так-то просто ткать. Денег потратить придется очень много, а на выходе может ничего и не получится. Вдруг саженцы или гусеницы погибнут? Там, где тепло и не надо строить теплиц, затрат намного меньше.
— Ты столько всего знаешь, — сказала Энн, выкинув огрызок из носилок, — но я понимаю, что так оно и есть. Даже с овцами есть риск, а тут такое.
— И лен может не уродиться, — напомнила я.
Кэтрин тяжело вздохнула, но мне нравится ход ее мыслей. Наш человек.
Наевшись груш, мы задремали, а потом и заснули. Все-таки носилки — зло.
Когда кошмар становится нормой жизни, то к нему, так или иначе, привыкаешь. Ох… Подданные были счастливы лицезреть своего монарха. Монарх был щедр и милостив и отменил «добровольные подарки». Общественность обалдела по полной программе. Как?! Что?! Всего лишь принимать за свой счет, а подарки не надо?! Как это так?! Никаких денег и поборов?! А Дикон еще и подписал указы о том, чтобы перевести судебное делопроизводство с латыни на английский, о защите присяжных, о юридической помощи беднякам. Мы с Диком на каждой остановке принимали по несколько больных и увечных. Люди тянули к нам руки за благословлением. Славили короля, королеву и нас. Благословляли наследника. И чем дальше на Север, тем больше было народного обожания. Для северян мы были свои. Добрый город Йорк буквально стоял на ушах. Здесь наш путь устилали не только цветы, но и ковры с дорогими тканями. Казалось, что от приветственных криков и здравиц рухнут городские стены. Звонили колокола.