Джона должен был признать, что случай если не уникальный, то, по крайней мере, редкий. Абсолютное большинство несостоявшихся, но серьезно травмированных самоубийц не решались на повторение своих игрищ со смертью. Это те, кому удавалось легко отделаться, обычно предпринимали и вторую попытку, и третью, и какую угодно – до «победного конца». Если же после сорвавшейся попытки им приходилось с трудом выцарапывать свою жизнь обратно, как Дереку, они обычно эту жизнь ценили.
Да и он казался нормальным до последнего. Во-первых, с ним долгое время работал психолог, который теперь всюду вопил, что Дерек не мог покончить с собой, однако его не особо-то слушали. Кому нужна его болтовня, если факты налицо? Психолог просто пытается спасти свою репутацию, но у него вряд ли получится.
Во-вторых, с Дереком общались многие врачи, в том числе и Джона. Операция, ожидавшая этого пациента, была чертовски серьезной, в ней собиралась участвовать чуть ли не половина медицинского персонала клиники Святой Розы. Они приходили к пациенту, знакомились с ним. Дерек никому не показался подозрительным. Хотя, если задуматься, что можно было понять по его звериной морде?
Джона злился, ему просто хотелось отстраниться от этой истории, сделать вид, что ее не было. Не сложилось. Именно его назначили проводить вскрытие трупа. Понятно, что такое не доверили бы местному коронеру, у которого из практического опыта была только разделка свиньи под барбекю. И все равно Джона не понимал, зачем ему такая сомнительная радость.
Объясняться с ним никто не собирался – просто приказали, и все. Пришлось выполнять. Сейчас в клинике все на нервах, и если Джона попытается доказать, что он хирург, а не патологоанатом, его еще и обвинят в чем-нибудь!
Пришлось возиться с этим мусором. Сначала он отправил двух медбратьев подготовить тело, которое наконец-то доставили из леса, потом приступил к осмотру сам.
Ничего подозрительного Джона не обнаружил. Он не ленился и не халтурил. Он понимал, что смерть пациента выглядела подозрительно, начальство хотело подстраховаться, убедиться, что на территории клиники не произошло серьезное преступление. Однако никакого преступления не было. Джона уже видел фотографии того места, где нашли труп. Он прекрасно понимал, что случилось.
Дерек просто испугался – то ли смерти, то ли успеха, с ним любой вариант возможен. Этот человек всегда был трусливым, у него вполне могли сдать нервы. Дерек знал, что медсестры не следят за пациентами слишком строго. Зачем, тут же все добровольно собрались! Ночью, да еще и при отключенном электричестве никто не должен был покидать свою палату.
Но Дерек все-таки вышел. Палату он покинул в пижаме, которую обычно носил, – хлопковых штанах и рубашке. По лестнице пациент добрался до служебного гардероба, там украл куртку, шапку и ботинки одного из охранников. Вдоль дороги не пошел, потому что, скорее всего, боялся столкнуться со служебными машинами.
Дерек рванул в лес, чтобы добраться до шоссе и там попросить о помощи. Вряд ли он сообразил, что существу с такой рожей, вдруг вырвавшемуся из леса, никто бы не помог! Опыт подсказывал Джоне, что многие пациенты забывали, как выглядят: они очень редко смотрели в зеркала.
Испытать судьбу у Дерека в любом случае не получилось, потому что до шоссе он не добрался. Спускаясь с холма, мужчина поскользнулся и покатился вниз. Это могло закончиться безобидным падением и промокшей от снега одеждой, если бы у склона не поджидало упавшее дерево. Дерек с размаха нанизался на острые крепкие ветви – смерть, скорее всего, была мгновенной. А если нет… Он оказался слишком далеко и от клиники, и от шоссе, никто не услышал бы его крики, которые все равно быстро затихли.
Изучая мертвое тело, Джона находил все новые подтверждения своей теории. В пути Дерек получил обморожение кожи – ровно столько, сколько и предполагала дорога через лес в метель. На руках у него не было ни травм от обороны, ни следов веревки или наручников. Да, пару царапин он заработал, но, скорее всего, падая или пробираясь через густые ветки.
Его не увели силой. Дерек не пытался убегать или сопротивляться. Он ушел сам и сам был виновен в своей смерти.
Именно это Джона планировал написать в отчете, не успел просто: его, как и остальных сотрудников, вызвали на общее собрание, которое проводил Антон Алексеев.
Джона в принципе не любил начальство, любое. По его опыту, на верхушку пробирались чаще всего те, кто обладал определенными связями, а потому считал себя лучше других. Ну а такое начальство, как Алексеев, он не любил вдвойне. Потому что этот тип был иностранцем. Шумным, грубым и хамоватым. Слишком молодым, чтобы получить место в попечительском совете просто за свои заслуги, – Антону не исполнилось и сорока. В общем, он собрал в себе все, что бесило Джону, – просто идеальный набор!