...И гневается океан

В доме правитель снял парик и вытер платком вспотевшую лысину.

— Не привычен я к нему, ваша светлость, — с виноватой усмешкой заметил он. — Да и то сказать: «Ни шапка, ни картуз, ни шляпа, ни чалма не могут умножать нам данного ума»[67].

«Ого, — подумал Николай Петрович, — а старичку-то палец в рот не клади».

До вечера они занимались делами. Искренняя заинтересованность и осведомленность Резанова в нуждах русско-американских поселений окончательно сломили недоверие Баранова к столичному гостю.

Снабжение колоний держали в своих руках несколько охотских купцов. Цены на товары они заламывали неслыханные, а на склады поступало проросшее зерно, затхлая крупа, гнилые сапоги, и сукно, которое разлезалось под руками, как мокрая бумага.

Пользуясь своими широкими полномочиями, Резанов решил в первую голову прижать охотских рвачей и установить твердые цены.

Вместе с Барановым он составил список. В его левой колонке помещались старые цены, в правой — новые, превышать которые запрещалось под страхом тюремной отсидки.

Сахара пуд — 140 руб. — 48 руб.

Табаку фунт — 2 руб. 50 коп. — 75 коп.

Мыла фунт — 2 руб. 50 коп. — 50 коп.

Пестряди кусок — 14 руб. 7 руб.

Полуситца аршин — 4 руб. — 2 руб.

Платки ост-индские — 3 руб. 50 коп. — 2 руб. 20 коп.

Холста аршин — 65 коп. — 30 коп.

— А повезут ли купцы свои товары по таким ценам? — усомнился Баранов.

— Повезут. Все равно втрое наживутся.

В контору вошел флотский офицер, небритый и в шинели внакидку.

— Звали, Александр Андреевич? — спросил он, мельком взглянув на Резанова.

— Может быть, вы вначале представитесь? — сказал Николай Петрович.

Офицер усмехнулся и небрежно козырнул:

— Командир брига «Елисавета» лейтенант Сукин. А вы, собственно, кто такой?

— Я камергер двора его величества и главный ревизор в Русской Америке. А теперь, сударь, благоволите выйти вон и примите вид, достойный офицера. Стыдно!

Опешив от такого приема, Сукин вылетел за дверь и вскоре вернулся одетым по всей форме.

— Я предложил вам отправляться на остров Хуцнов для охраны промыслового отряда. Почему вы до сих пор болтаетесь здесь? — спросил Баранов.

Сукин замялся:

— У меня некому грузить балласт.

— Я могу вам дать в помощь людей с «Марии», — вмешался Николай Петрович. — Немедленно выходите в море. Если с промысловой партией что-либо случится, пощады не ждите. Вам это понятно?

Сукин, надувшись, кивнул и вышел. Баранов был явно встревожен, и не без оснований. Он получил известие, что хуцновские колоши, вооружившись, поджидают партию после охоты, чтобы отнять добычу. В партии шестьсот человек, и правитель боялся за их судьбу.

— Если Сукин застрянет в пути, что бывало с ним не раз… — начал Баранов и, не договорив, махнул рукой.

Вслед за Сукиным был отправлен и Хвостов. Он пошел на Кадьяк за юколой[68]. Прощаясь с ним, Резанов сказал:

— Николай Александрович, от вас зависит жизнь людей. В крепости совсем не осталось провианта. Если вы не обернетесь в полмесяца, начнется голод. Не задерживайтесь в Кадьяке ни одного лишнего дня.

— Сделаю, — коротко ответил Хвостов.

Неделю спустя Николай Петрович писал в правление:

«Чем более вникаю я в настоящее положение Российско-Американской компании, областей ее в Новом Свете, промыслов, хозяйства, укреплений и проч., тем более встречаю недостатков, неустройства в организации торгового сего общества; тем более предуверяюсь, что, по обширности заведования его, должно быть оно преобразовано совсем в иной вид, предприятиям его сообразный и, следовательно, прочный, иначе все подвержено мгновенной гибели…

Энтузиазм Баранова все еще так велик, что я, несмотря на ежедневные отказы его, все еще хочу польстить себя надеждой, что он, может быть, еще и останется, буде компания подкрепит его настоящим правом начальника. Следует испросить высочайшую волю, чтобы утвердить правителя областей на основании губернаторского наказа, в равном праве начальственном. А без высочайшей конфирмации[69] смею уверить, что правления компании не послушают, да еще без гарнизона, и в том сомневаюсь потому, что водочные запои не допущают ничего порядочно обслуживать, а в буйную голову можно ли словами поселить уважение к пользам отечества.

По реестрам о заборе, вам посылаемым, убедитесь, что у многих офицеров за год вперед водкою выпито. Всюду, где ни погостили однажды, стекла у прикащиков выбиты. Господин Сукин по сие число более вперед забрал, нежели три тысячи рублей, но главная статья, как увидите, водка.

Унять разнузданность сию нечем, да и некому. День — послушны, а как чад забродил, ругают без пощады. Истинно стыдно и прискорбно описывать, как далече язва неповиновения распространилась».