Читаем И грянул шторм. Подлинная история отважного спасения на море полностью

Для Фицджеральда и его экипажа из сорока человек этот рейс с самого начала был тяжелым. «Пендлтон» попал в жестокий шторм у мыса Хаттерас, Северная Каролина, и плохая погода преследовала его, как проклятие, на всем пути вверх вдоль побережья. Теперь, спустя пять дней после отплытия, экипаж столкнулся с самым тяжелым за все это время испытанием: снежной бурей, которая не собиралась утихать. В районе Бостона уже выпало двадцать с лишним сантиметров снега, армия из пяти сотен дворников с двумя сотнями грузовиков и тридцатью пятью снегопогрузчиками расчищала центр города и узкие улицы Бикон-Хилла. Южному берегу также приходилось туго: огромные волны разрушили девять метров дамбы в прибрежном городе Сичуит. Дальше на юг, на Кейп-Коде, вышло из строя более четырех тысяч телефонов, так как толстый слой льда и снега обрывал один провод за другим. В Мэне было еще хуже. Большая часть северной Новой Англии была погребена под шестидесятисантиметровым слоем тяжелого мокрого снега. Это перерастало в самую опасную зимнюю бурю за много лет. Больше тысячи автоводителей в Мэне оказались отрезанными от мира на заснеженных дорогах, под сугробами высотой в три – три с половиной метра. Некоторые оказались в ловушке в своих автомобилях и провели там по тридцать шесть часов до прибытия помощи. Лыжная гонка, которая должна была состояться в Льюистоне, Мэн, была отменена из-за слишком большого количества снега!

«Пендлтон» добрался до окраины Бостонской бухты поздно вечером в воскресенье, 17 февраля. Сорокаоднолетний капитан не мог дождаться воссоединения со своей женой Маргарет и их четырьмя детьми. Несколько членов экипажа тоже были родом из Новой Англии и стремились увидеть свои семьи. Но любые встречи пришлось отложить, потому что видимость была плохой, и капитан Фицджеральд не мог увидеть луч маяка Бостон-Лайт через снежную пелену. А потому как не было света маяка, который указал бы им путь, Фицджеральд не мог рисковать жизнями членов своего экипажа, вслепую ведя массивный танкер в Бостонскую бухту и между тридцатью четырьмя островами, рассыпанными в этом районе. Так что Фицджеральд отдал разумное распоряжение вывести «Пендлтон» обратно в море, где корабль мог бы переждать шторм на якоре в ожидании лучшей видимости, а затем идти в порт.

Время близилось к полуночи, а «Пендлтон» оказался застигнутым сильным штормом, с арктическими ветрами, дувшими во всех направлениях. Оливер Гендрон только что закончил играть в карты с ребятами из машинной бригады. Сорокасемилетний корабельный стюард из Честера, Пенсильвания, собрал свой выигрыш и собирался вернуться в каюту в передней части судна, когда приятели уговорили его остаться. Волны теперь достигали высоты небольших зданий, и выйти наружу означало подвергнуться риску быть смытым с корабля в холодный океан. Для того чтобы вернуться в свою каюту, Гендрон должен был покинуть кормовой отсек и пройти по переходному мостику, что в ту ночь было опасней всего. Гендрон согласился со своими товарищами, что покидать корму слишком опасно, поэтому занял койку и попытался немного поспать.

К четырем утра «Пендлтон», несмотря на все попытки оставаться на одном месте в заливе Кейп-Код, был отнесен ветрами в океан сразу к востоку от Кейп-Кода. Теперь огромные волны перекатывались через корму, но судно шло хорошо, и капитан Фицджеральд не беспокоился за безопасность своих людей. Но в следующие два часа это изменилось. Примерно в 5.30 утра старший механик Реймонд Л. Сайберт из Норфолка, Виргиния, приказал вахтенному помощнику не позволять членам экипажа выходить на переходный мостик, идущий от носа к корме. Он также уменьшил скорость судна всего до 7 узлов.

Несколько минут спустя, примерно в 5.50 утра, внутри корабля раздался оглушительный грохот. Экипаж почувствовал, как огромный танкер поднялся над бушующим океаном. За этим последовала вибрация и оглушительный треск – через несколько секунд «Пендлтон» зарылся носом в волны.

Восемнадцатилетний матрос Чарльз Бриджес из Палм-Бич, Флорида, спал на своей койке до того, как корабль накренился и раскололся, но ужасный звук заставил его вскочить на ноги. «Я схватил брюки, ботинки и спасательный жилет и побежал на верхнюю палубу, – вспоминает Бриджес. – Я забежал на жилую палубу, где собрались еще несколько человек. Электричество отключилось, а снаружи все еще было темно, поэтому сложно было понять, что происходит. До того как кто-нибудь попытался бы меня остановить, я схватил фонарь и побежал на переходный мостик, чтобы посмотреть, что делают люди на носу корабля. Я светил фонарем на стальной пол балкона и быстро шел по нему в средней части судна. Волны были огромными, и их брызги хлестали по палубе, смешиваясь с холодным дождем со снегом. Потом я остановился, потому что пол мостика исчез, а я понял – еще пара шагов, и я упал бы прямо в океан».

Бриджес развернулся и поспешил обратно на жилую палубу, крича: «Беда! Корабль развалился пополам!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное