И исходит дьявол

— Бог знает! Во всяком случае, похоже, что добродетельной женушке, которая всегда права, придется побеспокоиться о приготовлении комнат для гостей, в то время как ничтожный муж спустится в темный и грязный подвал, чтобы отобрать для той же цели кое-что из поддерживающей жидкости.

Секунду-другую Ричард помолчал. Легкая лукавая улыбка промелькнула у него на губах, когда он глядел, как Мэри Лу удобно устраивалась на диване, поджимая под себя стройные ножки, будто хорошенький персидский котеночек. Затем добавил задумчиво:

— Я думаю, сегодня мы сможем угостить их «Замком Лафит-99».

— Не смей! — вскрикнула она, вскакивая. — Ты знаешь, что это мое любимое.

— Попалась, попалась, — весело пропел Ричард. — Кто теперь обжора?

— Чудовище! — она шутливо надулась и в тысячный уже раз с того момента, как он привез ее из России, муж почувствовал себя по-мальчишески дурашливо, глядя на ее совершенные черты лица, на слегка вспыхнувшие щеки и голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Внезапным движением он притянул ее к себе так, что она потеряла равновесие, и тут же подхватил на руки.

— Ричард, отпусти, прекрати. — Хрипловатый голос Мэри Лу зазвенел, протестуя, на высокой ноте.

— Нет — пока не поцелуешь.

— Согласна.

Он осторожно опустил жену на ноги и, несмотря на то, что и сам был не очень высок, ей пришлось подниматься на цыпочки, чтобы обнять его за шею.

— Вот! — выдохнула она, освободив губы от долгого поцелуя. — А теперь иди и играй со своими бутылками, но оставь в покое «Лафит». Это наше специальное семейное вино, и ты не должен его давать никому, даже лучшим друзьям — если только Саймону, да и то потому, что он болен.

— Хорошо, — пообещал он. — Но, что бы я им ни дал, мы все равно будем лишены многого, если нам ничего не позволено есть. Боже мой, если бы я только знал, к чему это клонит де Ришло.

— Что-то здесь должно быть, и нам надо помнить об этом, можешь быть уверен. Сероглазка ничего не делает без определенной цели. Это такая хитрая, старая лиса, каких еще свет не знал.

— Точно — хитрюга из хитрюг, — согласился Ричард. — Но сейчас уже почти обеденное время и я голоден. Мы, конечно же, не собираемся всерьез принимать эту абсурдную телеграмму?

— Ричард! — Мэри Лу снова устроилась на диване. Но теперь она вся подалась вперед и ее большие глаза почти спрятались за густой завесой ресниц. — Я думаю, что мы должны делать то, что он говорит, но утром я заходила в клубничную теплицу…

— О, молодчина! — Он не сдержал улыбку. — И сорвала несколько штук для пробы. Я не имею ничего против.

— Только три, — опечалилась она, — но они прекрасно созрели. И теперь, если мы возьмем немного сливок, немного сахара и еще поищем клубники, то не будет обманом, если все это будет вместо обеда, правда?

— Правда, — согласился Ричард. — Но у нас в Англии есть древний обычай, когда девушка берет с собой парня собирать первую клубнику.

— Но, дорогой, у вас столько древних обычаев и почти все кончаются поцелуями.

— И поэтому они тебе не нравятся?

— Да нет, — она улыбнулась и протянула маленькую сильную ручку, чтобы он помог ей встать на ноги. — Полагаю, что это как раз одна из причин, по которой мне нравится быть англичанкой.

Супруги вышли из небольшой, но уютной гостиной, и спустя немного Мэри Лу уже была в резиновых сапогах, доходивших ей почти до колен, а Ричард отдал распоряжение, что обед отменяется. Они вышли в сад через библиотеку, имевшую форму большого восьмиугольника.

Дом представлял из себя старинный, беспорядочно выстроенный особняк, причем некоторые части его относились еще к тринадцатому веку и библиотека была одной из самых старых построек. Она была значительно заглублена в землю, потому им пришлось подниматься на полдюжины ступенек, чтобы выйти на длинную террасу, которая протянулась вдоль всей южной стороны дома.

Балюстрада из серого камня, покрытого пятнами мха и лишайника, отделяла террасу от сада, а бывшие когда-то здесь две ступеньки выводили на широкую бархатистую лужайку. Древний кедр величественно простирал свои могучие ветви к восточному концу особняка, где располагались кухня и другие помещения, которые к ней относились. Они скрывали за собой крыши застекленных теплиц и окруженный стенами сад, в котором росли деревья гладкого и шпалерного персика.

В дальнем конце поляны высокая желтая живая изгородь окаймляла снаружи весь этот лабиринт, а за изгородью находился бассейн с розарием.

Справа проходила гравийная дорожка, и ее хорошо было видно из окон библиотеки. Она отделяла поляну от пологого склона, который называли садом Боттичелли. Он получил это имя оттого, что весной здесь расцветали все очаровательные краски с картин знаменитого итальянского мастера.

Карликовые яблони, сливы и вишни не превышали в высоту и шести футов. Стояли они довольно редко, в двести, а то и более ярдах друг от друга, все покрытые белым и розовым цветом.