И хочется и колется

Я даже думать боюсь, чему могла его научить Лилька, но всё же рисую на лице крайнюю заинтересованность.

– У нас есть очень важное слово – секгет. Если мама его говоит, значит нельзя никому-никому ни слова!

Замечательно. Есть хоть от чего оттолкнуться.

– Ты не мог бы звать меня папой, Костик? – ну, да. В лоб. Не особо я приучен к выкрутасам. В конце концов, мы мужики. Что вокруг да около ходить?

Пацан хмурится, сопит сердито.

– А ты на мамке женишься?

Судьба не готовила меня к таким ударам. Я как бы уже того. Пять лет как на его мамке женат, но объяснять это ребёнку считаю неправильным. Ещё не понятно, мой он или не мой. Скажу сейчас, что женат, он будет думать, что я ему отец. А я пока не готов чужого ребёнка своим считать.

– А зачем? – строю из себя дурачка.

– Ну как же? Раз ты мамин муж, значит я могу называть тебя папой.

Логично. В светлой голове ребёнку не откажешь.

– Тут видишь какое дело… – снова пытаюсь я подобрать правильные слова. – Вот это и есть огромный секрет. Есть одна старенькая тётя. Для неё мы должны как бы семьёй быть. Ты, я, мама.

– Бабушка? – уточняет Костик. Умнейший ребёнок, замечательный просто. На ходу фишку сечёт.

– Прабабушка. Старенькая. Её расстраивать нельзя, – пытаюсь обтекаемо объяснить, что человек умирает.

– Ты её обманул, что ли?

– Ну, как бы да, – не вдаюсь в подробности. – Поможешь?

И в глаза ему проникновенно смотрю.

И тут он меняется. Подбирается, руки в кулаки сжимает.

– А что ты мне за это дашь? – выдаёт ребёнок. И взгляд у него – деловой по самую макушку.

Однако. Судьба меня к такому не готовила. Он что, торговаться со мной собрался?

– А что ты хочешь? – нет, я как бы не собирался ему потакать, но интересно было послушать, что у четырёхлетнего ребёнка в голове творится.

– Смагтфон, логопеда и кгасивое платье для мамы.

Пауза. Я офигел – это слабо сказано. Не передаёт всех эмоций и впечатлений от наглости рыжего засранца.

– Что, прости? – решил я уточнить на всякий случай. Вдруг мне послышалось?

– Смагтфон, логопед, кгасивое платье, – послушно повторяет пацан, любовно загибая пальцы. Я ему тут семью предлагаю, а он условия выставляет? Хотя, если подумать, то как бы справедливо. Но набор у него… странный.

– Смартфон и платье – понятно. А логопед зачем?

– Какой ты дугак, дядя Гена, – вздыхает Котя. – Я «Г» не выговаиваю. А у мамы денежек на логопеда не хватает. Она пееживает очень. А я хочу, чтобы она гадовалась.

И впрямь дурак. Мне даже нехорошо становится. Чёрт. Пацан понимает, что делать надо, а я за тридцать смело шагнул, и простых вещей не понимаю.

– Будет тебе логопед, смартфон и платье, – обещаю твёрдо. По рукам?

Но Костик не спешит. Руки за спину прячет.

– Ты скажи, что делать надо. Вдгуг ещё чего. А я не знаю.

– Называй меня папой, а бабушку Джину – бабушкой. Мы семья. Ненастоящая, но выглядеть должны по-настоящему, – поспешно добавляю, спохватившись.

– Да понял я. Понагошку. Секгет. Никому нельзя говоить.

Мне даже легче становится.

– По рукам?

– Да, папа! – хлопает он азартно своей ладошкой по моей, а я вздрагиваю. Папа. Блин. Папа. Я. Вот вроде просто, но почему-то сложно. И это, между прочим, доверие. Он доверился мне. Аванс выдал. Папой назвал. А я ему ещё ничего и не предоставил из списка.

Платье. Логопед. Горло сжимается так, что дышать трудно. Как она жила все эти годы? Моя маленькая нежная Лилия? Она ведь комнатное растение. Ничего не умела толком. Вся из себя девочка-девочка была. И платьиц у неё – шифоньер по швам трещал. Я ведь сам забирал тогда её одежду, помню. Все эти горы трусиков, одежды – без счёта. Сумочки там всякие, ремешки, платочки, шарфы…

И вот сейчас её сын обменял «отца» на одно-единственное платье и логопеда, на которого у неё денег не хватает.

– Поехали? – улыбаюсь я ребёнку, и Котя, улыбаясь в ответ, пристёгивает ремень безопасности. Замечательный пацан. Думаю, мы поладим. Надеюсь.

– Вначале смагтфон, – командует деловой Рыжик.

Кто бы сомневался. Ну, да. Смартфон – важнее всего. Это и я понимаю, хоть давно вырос. Как там говорят? Первые сорок лет детства для мальчиков – самые трудные…

24. Подстава

Лилия

– Беленькая, мы так не договаривались, – дышит недовольством в ухо голос Бандита. Вообще-то его зовут Серёга, но через всё лицо у него вьётся шрам – привет из детства, как он говорит, поэтому мало кто помнит Серёгино имя. – Ты куда устроилась, подруга? Там же трусы сканируют в три дэ проекции, смотрят так, будто мы не камни и цемент для оазиса припёрли, а секс, наркотики и рок-н-ролл с целью террористической операции!

– Лечу на всех парусах! – бодро докладываю я. – Не уезжайте, скоро буду и всё улажу! Серёженька, подожди!

– Я даже вздрогнул, Беленькая, и оглянулся, не стоит ли за плечом моя маменька. Только она зовёт меня Серёженькой, как в розовом детстве, где живут радуги и пони.

Бандит в своём репертуаре. Язык без костей.

– Подожди, а? – прошу по-человечески. – Дай мне пару звонков сделать.