И хватит про любовь

Такой ответ был равнозначен признанию. Она хотела бы, чтобы Стан, догадавшись, стал допытываться, однако он не откликнулся, опять отказался открыть глаза, и это снимало с нее часть вины, теперь он становился еще более виновным, чем она.

Ромен

На массивной дубовой двери в холле Высшей медицинской школы прикреплена бумажка с надписью и стрелкой. Она указывает, где будет проходить учебный семинар “Генетика речи”, и уточняет: “Вводная лекция проф. Ромена Видаля, 16–18 ч”. Амфитеатр аудитории имени Линнея полон, и, судя по возрасту собравшихся, преподавателей здесь больше, чем диссертантов. На сцене весело переговариваются двое. Должно быть, их объединяет причастность к общему знанию, потому что внешне они совсем разные. Один, помладше, лет сорока, высоченного роста, в белой рубашке и вылинявших джинсах, проверяет подключение проводов к своему ноутбуку. Другой, постарше и поплотнее, в синем костюме с фиолетовым галстуком, постукивает по микрофону:

– Добрый день, меня слышно? Рассаживайтесь, пожалуйста, в первых рядах есть еще несколько свободных мест, будьте добры пройти туда… Сегодня я как директор медицинского факультета университета Париж 5 имею честь приветствовать здесь своего друга, доктора Ромена Видаля. Он откроет наш цикл лекций.

Ромен будет говорить по‐французски, но вы можете слушать синхронный перевод на английский, надев наушники, которые вам выдали при входе. Ромен возглавляет отдел номер 468 Национального института здоровья и медицинских исследований – Нервная система и речь, преподает биохимию в университете Париж 5 и вот уже несколько лет является professor of genetics Принстонского университета. Многим из вас Ромен Видаль известен также по книге, которую он написал в соавторстве с нобелевским лауреатом Джоном Вермонтом о протоязыке животных и которая называется Animals That Speak.

– …That Speak? – Ромен подчеркнул голосом вопросительную интонацию. – Animals That Speak? Прости, Ромен. Хоть произношение‐то нормальное?

Ромен Видаль скроил гримасу, вызвавшую смешки в зале. – Понятно… Пожалуй, лучше я передам слово тебе.

Ромен Видаль дружески кивает. Он встает, проверяет микрофон. Говорит внятно и быстро, как профессиональный оратор. – Спасибо, Жак, за то, что представил меня. Я рад вновь очутиться в этой аудитории, где двадцать лет тому назад изучал молекулярную биологию. Итак, наша вступительная лекция называется “Ключи к генетике речи”. Я попытаюсь за отведенный мне час передать вам те знания, какими располагаю сам. Для этого мне, прежде всего, понадобится дать вам приемлемое определение речи и предложить подумать о ее роли в эволюции человечества, а затем мы перейдем к рассмотрению ее мутаций и трансформаций с трех точек зрения: генетики, эволюции и лингвистики. Наконец, я остановлюсь на перспективах генной терапии. А в заключение скажу вам, почему рассчитываю поговорить когда‐нибудь с Дарвином. Дарвин – это кот моих дочерей. Словом, я надеюсь, что, выходя из этой аудитории, вы будете знать о предмете лекции больше, чем знали, когда входили. А это значит, что у вас прибавится незнания, поскольку, как совершенно справедливо сказал не помню кто – ах да – Анри Мишо! – любое знание порождает новое незнание.

Слушатели улыбаются. У Ромена Видаля репутация лектора, который уважительно относится к аудитории и умеет пошутить. Шутки – его коронный номер, чтобы не дать заскучать. Что касается забывчивости по поводу Мишо, она, конечно, несколько наигранна. Это Луиза еще давно научила его такому адвокатскому трюку: “Если хочешь удержать внимание публики, дорогой, развлекай ее время от времени, цитируй Флобера как бы невзначай, но всегда кстати. Или Достоевского, Борхеса. С ходу, радость моя, так блеснуть не получится, и, чтобы все выглядело непринужденно, надо много работать. Публика этого не забудет. Она ничего не запомнит из твоей речи, но фраза Флобера точно застрянет в головах. И никогда не подавай того же автора тем же самым людям. Они злорадно решат, что ты заговариваешься”.

– Нас издавна занимает вопрос о речи животных, – продолжал Ромен. – Мы говорим “речь”, “животные”, “мы”, и каждое из этих слов подразумевает некое понятие. В Книге Бытия названия вещам дает лишь Адам. А могут ли животные именовать вещи? Если да, то человек – не единственное говорящее существо, и не только он дает толкование миру. В таком случае каково его новое место? С развитием биологии возникают разнообразные этические, философские, политические вопросы. Огромное количество их поднимает генетика речи. Я буду говорить о птицах, приматах или дельфинах, но сначала стоит посмотреть на человека, который предоставляет наиболее простой материал для исследования по той парадоксальной причине, что обладает наиболее развитой речью. Мы с огромным трудом определили бы дефекты речи у животных, а между тем наверняка существуют шимпанзе-заики и дельфины-дислексики.