И коей мерой меряете. Часть 1. Алька

Аля потянулась под одеялом, по уже появившейся привычке погладила живот, проверив все ли на месте и вспомнила – «Борька уехал к невесте в Саратов, она домой не едет. Но мать ведь, как же …И… А пойду- ка я сама, чо мне. Вон погода-то какая, обалденная. Тихонько, мимо лесочка, там по бережку, по тропке, а там через поле. Вот и дома – доберусь, не впервой.»

Аля тихонько собралась, оделась потеплее, натянула было сапоги, но посмотрев на слегка припорошенную снежком с вечера улицу, решила надеть валенки с калошками. «Хоть и тает вон все, а прохладно, не май. Мне студиться нельзя, вредно». И мышкой, чтобы никто, не дай бог не остановил, проскользнула за околицу и шмыгнула в лесок.

В лесу было тихо, празднично, торжественно. Высокое синее небо скользило среди крон берез неуверенно, терялось и снова появлялось. Аля присела на поваленное дерево, подышала, развязала платок…

– Фууу. Жарко. Зря, я так укуталась, аж пар, как от лошади. И валенки чёртовы, можно было и в сапогах, вон особо и не сыро, снег -то, как уплотнился, хоть бегом беги.

Она вышла из леса и пошла вдоль, по тонкой утоптанной тропке, начинавшей подтаивать, с одной стороны, откуда светило солнце.

Через полчаса – минут через сорок вышла к реке. Величественный Карай, весь покрытый растрескавшимися льдинами, был торжественен и прекрасен. Она медленно шла вдоль берега, держась подальше от воды, чтобы не продуло, и вольготно дышала, наслаждаясь свежестью, запахом тающего снега и нежным солнечным теплом, ласково прогревающим насквозь влажный платок.

Аля уже практически прошла весь путь вдоль реки и поднялась чуть выше, собираясь пройти через небольшую дубовую рощу, чтобы выйти к полю, за которым уже были видны первые дома деревни, как вдруг, на реке, за ее спиной что-то произошло. Резкий скрежет, как будто кто-то расколол огромный кусок льда и потом шелестящий шум, перерастающий в негромкий вой. Она с ужасом обернулась и увидела, что вода, как будто бы вздыбилась, встала невысокой, черной плотной стеной и так замерла.

От страха внутри Ани что-то брыкнулось, она, держась за живот, бросилась бегом к роще, спотыкаясь и проскальзывая на проталинах и кусках оттаявшей глины. Гул сзади нарастал, Аля боялась оборачиваться и бежала, бежала, сбросив на бегу платок и пальто.

Она уже влетела в лесок, пронеслась мимо тонких молодых дубов, и добежала до огромного старого дерева, ствол которого в три обхвата, был весь покрыт потрескавшимися ошметьями старой коры. Она упала, схватилась за выпирающий корень, и в этот момент вода захлестнула ее.

Борясь с бурлящими потоками, глотая воду и давясь, она держалась из последних сил за корень, выныривала, хватала воздух ртом и снова проваливалась под воду. Она не знала сколько прошло времени, когда вода, измытарив ее до полусмерти, вдруг отступила, схлынула, освободила ее тело и ушла, как убийца, у которого не получилось довести дело до конца.

Полежав минут пять, Аля, удивляясь, что она еще жива и может двигаться, сбросила тяжелые, как камни, промокшие насквозь валенки и поползла к полю, до которого оставалось совсем немного.

– Только бы добраться, там часто, по дороге ездят машины. Только бы добраться…

Аля понимала, что еще немного и она просто застынет, превратится в ледышку в мокрой насквозь одежде, несмотря на яркое солнце. Все-таки, конец марта, не лето…

Выкатившись колобком к дороге, она свернулась, поджав колени к подбородку и, через меркнувшее сознание, почувствовала горячее дыхание на своей щеке, увидела близко-близко морду лошади и почувствовала, что кто-то укутывает ее в теплый, такой теплый тулуп…

Глава 19. Ландыши

В блаженном тепле Аля заснула, не понимая, где она и что происходит. В полуяви-полусне Але виделись белые облака, она летела в белом тумане куда-то и не могла остановиться. Выныривая она видела бегущие мимо редкие деревца и низкий степной кустарник. И подбородок, смуглую щеку и черные кудрявые пряди волос человека, крепко державшего ее одной рукой, в обхват. У него шевелились губы, он то ли плакал, то ли молился, Аля его точно где-то видела… Но не могла вспомнить, где…

Пришла она в себя в своей кровати. Над ней стояла мать, bзаплаканная, постаревшая, худая, бабушка, которая мелкими взмахами дрожащей руки крестила Алину кровать и подушку. И дед! Дед, ее спокойный, добрый, непробиваемый дед весь сгорбился, по бороде текли слезы. Он держал стакан с остатками мутной жидкости и кусок соленого огурца.

От Али жутко воняло самогоном, запах шел и от постели, он просто стоял в комнате столбом. Она резко села в кровати, сбросив одеяло.

– Лежи давай, тебя водкой растерли, – строго сказала мать, подбирая одеяло и закутывая Алю, – спасибо добрым людям, подобрали. А то бы замерзла там. Если б не…

Мать запнулась, потому что сзади бабка с силой пихнула ее в бок.

– Детка моя золотника. Чего ж ты натворила, глупая баба, – Пелагея певуче запричитала, но видно было, что страх уже прошел, – ребеночка застудила бы, вот как мы мужику- то твоему в глазки глядели. Вот выпей- тко из стаканчика, для сугреву-то.