И когда-нибудь… Сборник рассказов и повестей

За полицейским ограждением со всех сторон и прилегающих улиц толпились зеваки. Чёрная стена из касок и дубинок отделяла их от тех, кто лежал. Они стояли и галдели, шумно, пытались удовлетворить своё праздное болезненно-жёлтое любопытство, смешанного с камнями презрения и ненависти, сильной непонятной им самим. Страх. Поначалу молчали, но как только весь проспект заполнила чёрная смесь полицейских людей, машин, собак, осмелев, словно набрав критическую массу злобы, спрашивая: Что разлеглись?; побуждая: Валите прочь, суки тупые!; угрожая: Затопчем ща всех! Что вам, придуркам, надо? Что, власть опять не устраивает? Чё молчишь, гнида? – перешли в нападение.

Сирены взвыли сильнее, протяжнее, больнее. Рация зашипела: «Вперёд!»

Ряд безликих касок размыкается, и в образовавшийся проход двигаются те, что в кепках-фуражках. Они переступают через одних лежащих и пытаются поднять других, тех, что лежат вплотную к зданиям. Лежащие не двигаются и не сопротивляются. Лишь некоторые, когда их берут за руки и пытаются поднять, закрывают глаза. Их тащат за ноги, словно раненых на поле боя обхватывают сзади, руками под грудь. Резко. Сильно. Но не развернуться. Некоторых выносят на проезжую часть. Других очень медленно и неуклюже затаскивают в автозаки. Широкие тротуары стали узкими. Очередь из полицейских с людьми на руках. Не знают, что делать дальше. Рация кричит: «Вперёд». Людей начинают складывать на дорогу. За следующими. Освободите тротуары для движения пешеходов. Не мешайте сотрудникам полиции совершать правоохранительные действия.

Пот стекает в глаза. Уже не молодой, из тех, кто служит, но никак не может выслужиться, с брюшком под рубашкой и залысиной под кепкой, тяжело дышит, еле держит под руки мужчину его же лет и сложения. Последний улыбается, словно ребёнок на руках у матери. Полицейский делает шаг назад, наступает на какую-то девушку, падает, роняет мужчину. Девушка издаёт еле слышный вздох. Падая, мужчина сильно бьёт её головой в грудь, она сворачивается от боли, поднимая колени. Молчит. Терпит. Полицейский на выдохе говорит: «блядь», начинает копошиться среди лежащих, пытаясь подняться. Стонет и охает. Глазами ищет кепку, которая слетела при падении.

Их будут складывать, словно трупы, в кучи у автозаков. Они будут молчать и смотреть лишь на небо. Они будут улыбаться. Солнце будет беспощадно жечь чёрную униформу. Он возьмёт её на руки. У неё в груди будет дикая боль. Она будет хрипеть и смотреть на него. Он понесёт её к остальным. Он посмотрит на неё и тихо, мягко, тепло спросит: «Что же ты? Что вы все? Что вам всем не так? Вот что тебе нужно?»

Она ответит, превозмогая кашель и боль: «Нарисуй мне, пожалуйста… барашка… нарисуй!»

Рассказ без конца

Если в начале истории рождается ребёнок,

Разгоняемся. Спешим.

Машина бьёт колесом по луже, капли пробивают джинсы насквозь. Холодно так, что сводит пальцы. Солнца не было вот уже несколько дней, появится ли? Небо чернеет. Сквозь порванные каплями джинсы по ногам бьет ледяной ветер. В карманах пальцы перебирают мелочь, пытаясь согреться. Девушка слева жалуется телефону на жизнь. Смотрит на небо и уходит прочь. Горит светофор, сигналят машины, что делаешь здесь ты? Рука находит сигареты, вспыхивает огонь зажигалки, холод и дым студят тело изнутри. Переминаешься с ноги на ногу. Не помогает. Парень с аккуратной бородкой и шальными глазами идет на тебя. Настойчиво и уверенно, не оглядываясь. Обойдешь слева?

– Прости, не поможешь? Пятака не найдется?

Длинные волосы очень аккуратно зачесаны назад. Слишком. Глаза бегают по твоему лицу. Ты что, боишься? Рука скользит из кармана. Сыплешь мелочь ему на ладонь. Около сотни. Пятаки и десятки. Он искренне удивлен.

– Спа-сибо…

Ветер дал пощечину. Еще одну. Еще. Но ты не чувствуешь. Смотришь прямо ему в глаза. Губы расплываются в дурацкой улыбке.

– Я верну! Ты из этого района? Слышишь, обязательно верну. Если ты отсюда, из этого района, обязательно увижу тебя и верну! Ещё увидимся, слышишь? Увидимся!

Он говорит на ходу. Отворачивайся. Не смотри. Вы увидитесь. Где? Когда? Он знает. Теперь, это знаешь и ты.

в конце он обязательно умрет.

Рукавица

На остановке толпилось много народу. Сильный, ещё ночной мороз заставлял людей шевелиться, двигаться, ёжиться то и дело. Под ногами трещали песчинки снега, было темно, один тусклый фонарь не справлялся с таким количеством ожидающих пассажиров.

– Нет, ну, правда, зачем тебе?

– Вот просто хочу знать и всё.

– Глупое желание.

– Ну и пусть глупое, уж сделай одолжение. В конце концов, сам предложил… Говорить. Поговорить. Так что вот, говори, рассказывай!

– Ладно. Я маленький был тогда, класс пятый или шестой. Где-то, в общем, мне было лет десять. Зимой. Сильный мороз, и мне в школу. Я всегда приходил в школу чуть ли не самый первый. Выходил из дома очень рано, не знаю, боялся опоздать. Нет, наверное, не любил приходить последним…

– В общем?