Перед глазами начинают мелькать картинки, слова словно выцарапывают на черепной коробке с той стороны, виски начинают немного пульсировать. Чувствую, как мышцы начинают подрагивать — в подкорку вбиваются действия, жесты, мимика, сжимающий голову обруч крепнет, но боль еще терпимая. На третьей волне я отключаюсь на несколько мгновений, рывком возвращаясь в реальность. Такое чувство, словно у меня мигрень. Хорошая такая, с аурой. Или просто жуткое похмелье.
— А хорошая выносливость, — голос Левачева, хоть и раздающийся словно через подушку, все равно ввинчивается в уши. — Я думал она всего одну волну и выдержит. Но результат порадовал. Времени на практику будет больше.
На лоб опускается холодная ладонь, я даже рискую приоткрыть один глаз, чтобы встретиться с разноцветным взглядом мага смерти. Экспериментаторы несчастные. Усилием воли заставляю себя сесть, спина сама выпрямляется, хотя и с огромным трудом — телу хочется просто лечь и отключиться, но какая-то смутная тревога заставляет оставаться в сознании, а свежевбитые рефлексы требуют удержания правильного положения тела и нейтрально-отрешенного лица.
Плавно поворачивая голову сначала в одну, потом в другую сторону, оглядываюсь и понимаю, что в доме уже давно наступил вечер, в нем царил приятный глазу полумрак, хотя за окнами все еще было светло, да и солнце почти не сдвинулось. Интересно… во сколько раз ускорено время? Пять или больше? Зато оголодавший организм требовал восполнить потери и немедленно, Прозоровский явно желал того же. Зеленоватый цвет лица превосходно контрастировал с рыжими волосами. Подозреваю, что я сама не более румяна, но сил дойти до комнаты мне хватит.
За спиной уловила движение, чья-то рука протянулась над плечом, сдергивая заклинание со стола. От одного одуряющего запаха кофе зрение прояснилось, остальные, видимо, успели поесть, пока я в безвременьи грузила голову новыми знаниями. Но хоть кофе оставили. В сон потянуло с первого глотка, почему-то всегда получаю такой интересный результат. С огромным трудом удерживая себя — не иначе как на чистом упрямстве — ставлю чашку на стол. Успеваю расслышать только глухое "Все-таки перестарались" и начинаю заваливаться на бок. Перед закрытыми глазами продолжают мелькать картинки, складываясь в незнакомое помещение. Когда изображение оживает, я едва успеваю удивиться, каким-то шестым чувством понимая, что мне надо бы скрыться. Благо, что рядом находится широкая колонна. Подслушивать, конечно, не хорошо, но иногда надо…
Роскошная обстановка помещения заставила скривиться — слишком вычурно, слишком, что называется, "дорохо-бохато". Кабинет не оставлял сомнений в состоятельности владельца, а также в отсутствии у него чувства вкуса. И чувства меры тоже… Да о чем я говорю — массивная мраморная колонна в этом помещении терялась! Но слышимость была великолепная, прекрасно компенсируя ограниченный обзор. Скрип стула, словно кто-то пытается устроиться на нем удобнее, звук шагов, эхом разносящийся по помещению.
— Князь, Вы меня разочаровали. Мне всегда казалось, что благоразумие Вам не чуждо и идти против единственного претендента на трон Вы не станете. Однако… отказ от присяги, организация заговора, укрытие бунтовщиков. Измена, как не посмотри.
— Организация убийства предыдущего императора — тоже. Даже если Вы выбьете признание под пытками — любой менталист или некромант докажет обратное, — ровным голосом ответил Россовой.
— Или же их прекрасно можно будет обвинить в преступном сговоре. Не думаю, что Вам нравится такая перспектива для Ваших друзей. Впрочем, мы отвлеклись от главного. От моей родственницы, которую Вы укрываете.
Кровь отлила от лица. Он уже знает? Так быстро? Неужели все недооценили него настолько? Глаза застила показная жесткость? Одни вопросы и никаких ответом. Поймала себя на том, что во сне, хоть я тут и не дышу, зажимаю себе рот ладонью, чтобы даже случайным звуком или шумным вздохом себя не выдать. Цензурных слов для описания ситуации у меня не осталось. Лихачевский тем временем обошел по кругу Ивара, прикованного к стулу — это я увидела, аккуратно выглянув из своего укрытия — и, стоя у него за спиной, с силой потянул воротник на себя, душа мужчину. С трудом задавила порыв — хотя на миг инстинктивно рванулась в его сторону — все равно сделать сейчас я ничего не могу, а выдав себя — не смогу и подавно.