И.Кошкин За ценой не постоим

– Ты бы поспал, – комиссар бригады Бойко снял шинель и аккуратно повесил ее на гвоздь. – Поспи, поспи, все тихо, я посмотрю. Я три часа ночью урвал.

На улице раздался взрыв хохота, полковник выглянул в окно и, не удержавшись, хмыкнул:

– Нет, ты посмотри только!

Заинтересованный комиссар заглянул через плечо комбрига. Теперь танкисты качали Бурду, старший лейтенант взлетал в воздух, ругаясь и смеясь одновременно.

– Дети, – улыбнулся Бойко. – Видишь, даже Александр Федорович с ними играет. На улицу не высовывайся, а то тоже летать будешь.

– Откуда у них силы-то? – проворчал комбриг. – От силы часа четыре спали.

– Молодые просто, – покачал головой комиссар. – Сколько им? Двадцать? Ну, старшим – двадцать пять, Бурда среди них – старик. Миша, иди ты спать, правда. Иди, я посмотрю.

Очень хотелось последовать совету комиссара – завалиться и поспать хоть пару часов. Катуков заставил себя встать, надел тяжелое кожаное пальто.

– Я на воздух, а то тут и впрямь заснешь, – он подошел к двери. – Что засады?

– Связь установлена, в контакт с противником не вступали. – Никитин вышел из соседней комнаты, в которой синими клубами плавал табачный дым.

За начальником оперативного отдела из комнаты, кашляя, шагнул Кульвинский[10].

– Ну, ты накурил, – он еще раз кашлянул, – я окно открою. Товарищ полковник, Пияшев[11] докладывает – с окопами они почти закончили. Зенитчики тоже развернулись, но у них снарядов – по двадцать на орудие.

Комбриг потер лоб, посмотрел на часы.

– А сейчас еще четырех нет – до срока управились, пусть теперь только сунутся, – он устало улыбнулся. – Товарищи, я буквально минут на десять выйду, свежим воздухом подышать, а то свалюсь, точно…

* * *

Но немцы так и не сунулись, и через четыре дня, 16 октября, пришел приказ выступать в Кубинку. Триста шестьдесят километров преодолели за трое суток, машины выдержали. Учения под Сталинградом не прошли даром, механики вели танки по разбитым дорогам, словно по шоссе, даже тяжелые КВ не отстали. Дынер[12] потом шутил, что поседел бы, не будь уже лысым, но все обошлось. 19 октября прибыли к месту назначения, поступив в резерв командующего Западным фронтом, и бригаду немедленно начали пополнять личным составом и материальной частью. Мотострелковый батальон практически сформировали заново, новые «сорокапятки» поступили взамен потерянных под Мценском. Но важнее всего, конечно, были танки – новенькие «тридцатьчетверки» Сталинградского тракторного, собранные по крупицам старые БТ[13]. Бригада даже получила 10 пушечных броневиков для ведения разведки, хотя в такой грязи колесные машины могли передвигаться разве что по хорошей дороге. Старая техника ремонтировалась, новая лихорадочно обкатывалась, и все это время Катуков высылал дозоры и засады на пути возможного подхода противника. В случае прорыва немцев 4-я танковая должна была вместе с противотанковым артполком неполного состава – всеми силами РККА на этом направлении – защищать Кубинку до последнего.

Комбриг уже привык к тому, что в кровавой неразберихе этих страшных недель ему приходится действовать не батальонами, а наспех сбитыми группами из танков и пехоты. Одним из лучших своих командиров Михаил Ефимович привык считать Александра Бурду, и старший лейтенант был назначен начальником отряда из семи «тридцатьчетверок», взвода мотострелков и взвода саперов. 22 октября группа выдвинулась к селам на берегу Тарусы, имея целью сбить в реку просочившихся немцев и, подорвав мосты, обратно врага не пропустить. Кроме того, Бурда должен был установить связь с 222-й стрелковой дивизией, которая вроде бы находилась где-то в этом районе. Четыре танка без пехоты под командой старшего лейтенанта Петрова на полном ходу ворвались в деревню Таширово, но противника не обнаружили. Опрос местных жителей ничего не дал – колхозники ни о каких «мелких группах» ничего не слышали. Мосты быстренько взорвали, после чего начали окапываться, готовясь перекрывать семью танками и сорока людьми пехоты почти восемь километров. 222-ю дивизию отыскать также не удалось.