И.Кошкин За ценой не постоим

Петров, конечно, мог приказать, но Луппов имел полное право такой приказ не исполнять как вредительский. И что тогда, обоим за наганы хвататься? К тому же комвзвода уважал лейтенанта – тот был старше, воевал в Финскую, да еще Герой Советского Союза.

– Понимаешь, Женя…

Комвзвода объяснил, почему он не хочет запускать двигатели. Луппов внимательно слушал, потом шумно поскреб небритый подбородок.

– У Леньки противень, – начал он размышлять вслух. – Так, конечно, проще, а нам придется руками головешки ворочать. И заснуть, собака, можно, придется по двое дежурить…

Петров усмехнулся – Луппов согласен.

– Тогда приступай.

– Есть!

Лейтенант побежал к машине, а комвзвода обернулся к Безуглому:

– Ну, что, Саша, опять-таки отослал Протасова? Бери лопату и разгребай снег под мотором и землю отгреби, будем костер разводить.

– Ой, подведете вы нас под суровый суд военного трибунала, товарищ старший лейтенант, – вздохнул радист.

Петров шагнул к москвичу и, ухватив за ворот, рывком притянул к себе.

– Не через вас ли, товарищ сержант, а?

Радист отшатнулся:

– Да ты что, Ваня? – тихо сказал Безуглый. – Ты что?

– Тогда кончай болтать и работай, – так же тихо ответил Петров. – И больше мне про трибунал не шути, понял?! Я и без того нервный.

Он снял с борта топор:

– Я за дровами.

* * *

Костер удалось развести только после того, как дрова полили соляркой. От огня немедленно пошло приятное тепло, и Петров почувствовал, что на него липкой дремотой наваливается усталость последних дней. С этим следовало бороться, а то не ровен час и впрямь танк сгорит, и старший лейтенант кинул щепкой в радиста:

– Сашка, не спать!

– Не сплю, – пробормотал Безуглый.

– Не спать, я сказал! – прикрикнул комвзвода.

Москвич открыл глаза и осоловело уставился на командира.

– Саша, соберись.

Старший лейтенант чувствовал, что ему самому хочется уткнуться в рукав и спать, спать, спать. Похоже, он переоценил свои силы, если сейчас оба свалятся, можно раскалить днище…

– Черт!

Петров сдернул рукавицу, коснулся пальцами металла и тут же с шипением отдернул.

– Костер!

Сон как ветром сдуло, командир и наводчик, дико ругаясь, раскидывали горящие головни – спрыснутые горючим полешки нагрели днище моментально.

– Хорошо Ленька придумал, – отдуваясь, заметил Петров. – Противень, конечно, удобней вытаскивать, надо и нам будет озаботиться. Ты чего там возишься?

– Чего-чего, – огрызнулся радист, собиравший еще тлеющие полешки. – Хочешь по новой разводить? Черт, надымили!

Он закашлялся и полез наружу. Серый дым ел глаза, и Петров пополз за сержантом. Некоторое время оба сидели молча, ожидая, пока из-под танка вытянет дым, но радист, похоже, тишину не мог терпеть просто физически.

– Командир, а вот у меня тут вопрос, как от комсомольца к кандидату в члены партии.

– Ну? – Такое начало не предвещало ничего хорошего.

– А чего ты не женатый?

– Не твое собачье дело.

– Это не ответ, я же тебя как комсомолец спрашиваю, а не из праздного любопытства.

– Слушай, ты, комсомолец! – Петров устало махнул рукой. – Полезли-ка обратно.

В легкой перебранке пролетело еще полчаса. Петров приладил на краю костра, теперь уже не такого большого, две кружки со снегом, и вскоре оба осторожно глотали пахнущий дымом и немного соляркой «чай» из листьев брусники. Потом Безуглый затеял читать стихи. Память у радиста была отменная, и начал он с поэмы «Полтава», причем читал с выражением, пока не охрип. На стихи ушло еще двадцать минут, затем радист жадно выпил кружку горячего «чая» и сказал, что теперь очередь Петрова придумывать, как им тут не заснуть. Старший лейтенант уже решил, что нужно делать, и полез из-под танка, предупредив Безуглого, чтобы не вздумал спать.

Первым делом комвзвода заглянул к Лехману. Опасения его оказались напрасны, лейтенант и наводчик как раз вытаскивали стальной лист с костром из-под танка. Вежливо поприветствовав командира, танкисты отволокли железяку в сторону и выползли на воздух, дожидаясь, пока из-под танка вытянет дым. Пользуясь случаем, Петров достал кисет, и все трое дружно задымили, усевшись у гусеницы. Лехман застегнул ватник и совершенно похоронным тоном рассказал, как в училище пугали чертями суеверного старшину. Подождав, пока командир и наводчик отхрюкают, ибо смеяться в голос в засаде нельзя, лейтенант полез обратно. Здесь все было нормально, и Петров пошел проведать пехоту.

В окопе остался только расчет «максима» и сам младший лейтенант Щелкин. Пулеметчики о чем-то негромко беседовали, но юный командир сохранял бдительность и окликнул танкиста. Петров, только сейчас сообразивший, что не назначил ни пароля, ни отзыва, не придумал ничего лучше, как ответить:

– Спокойно, Алма-Ата, это ивановский.