– Нет, лежат мужественно в снегу, кричат свое несокрушимое «ура!», но вперед, сволочи, не идут. Возвращаешься, командир из башни лезет, наганом машет, приглашает: «Не изволите ли, товарищи, выполнить боевую задачу, сукины дети!» – Он хмыкнул. – Не, не хотят. Пусть танкисты идут, у них броня железная.
– Броня, говоришь. – Петров посмотрел туда, где в сгущающейся темноте пехотинцы сооружали убежище от холода. – А вот давай теперь я тебе расскажу…
Луппов слушал, не перебивая. Старший лейтенант старался говорить точно, сжато, так, что на всю историю у него ушло минут семь, не больше.
– Вот, примерно, так, – закончил Петров и посмотрел в затянутое тучами низкое, мрачно-серое небо.
– Сам на дзот лег? – негромко спросил Луппов.
– Да, – ответил командир взвода. – При мне с амбразуры снимали. Так что, конечно, броня у нас железная, но не надо всех под одну гребенку…
Лейтенант помолчал, затем невесело улыбнулся:
– Наверное, ты прав, Иван, что-то я развоевался. Вон, у них пулеметчики вроде на месте бдят.
– А Щелкин, похоже, хороший командир, – заметил Петров. – Оружие вытащили, раненого не бросили.
– Ну и хорошо, значит, я не прав, – кивнул Луппов. – А вот с ночлегом надо что-то придумать. У меня наводчик уже кашляет. Окоп не вырыли под машиной…[18]
– Будем туда же по очереди ходить, – пожал плечами комвзвода.
Лейтенант покачал головой:
– Не нравится мне это, командир. Расслабляемся. Как бы ночью не подползли да ножами всех…
– Слушай, ну хватит уже, здесь не Карельский перешеек, а немцы – не финны. – Петров помолчал. – С другой стороны, разведку они, конечно, послать могут… Значит, по одному человеку от экипажа отправлять.
Луппов кивнул.
– Ты воду слил? – спросил старший лейтенант.
– Антифриз в системе, – покачал головой Луппов. – Но вообще, машина остывает. Когда прогревать будем?
– Ага… – Комвзвода с некоторым запозданием подумал, что ему бы тоже надо начинать греть машину.
– Реву, правда, будет, – пробормотал Герой Советского Союза.
Похоже, оба думали об одном и том же: кто его знает, не ползают ли там, в темноте, чужие люди в маскировочной одежде, пусть и не с ножами. А «тридцатьчетверку» слышно за километр.
– Ладно, посмотрим, – кивнул старший лейтенант. – Значит, так, первого пошлешь своего наводчика.
– Есть.
Темнело быстро, Петров уже не мог различить танк Лехмана. Пехотинцы закончили с устройством ночлега и, кажется, даже развели костер. Пламени видно не было, лишь дрожал чуть воздух над сугробом, которым казался отсюда блиндаж, – если не знать, куда смотреть, не заметишь.
– А ты на чем воевал, – спросил комвзвода, – в смысле, в финскую?
– На Т-28, – ответил Луппов.
– Да ну? – восхитился Петров.
Т-28 считался машиной легендарной. Вживую он его видел только в училище: огромный, с орудийной и двумя пулеметными башнями – гордость РККА в 30-е годы.
– И как тебе «тридцатьчетверка» после него?
Лейтенант потер подбородок.
– Даже не знаю, что сказать. Там в башне можно было в карты играть. Да и не в этом дело, понимаешь, он был особенный, мы все были особенные. Корабль, а не танк. А это… – Луппов постучал по броневой плите, – это конь. Да, тесно, конечно, просто я в нем – как дома. Хорошая машинка. Нравится она мне.
Петров усмехнулся, похлопал лейтенанта по плечу и, повернувшись, пошел к своей «тридцатьчетверке». Возле танка его встретил Безуглый.
– Комбат выходил на связь, – сообщил сержант. – Я сказал, что вы позицию обходите. Пехота топор вернула, – добавил он, словно считал, что эти события одинаково заслуживают внимания командира.
– Вот и молодцы, – пробормотал старший лейтенант. – Осокин!
– Есть? – высунулся из люка водитель.
– Давай-ка к блиндажу, пехота там костер развела, погрейся. Можешь поспать часок, понял? Сухари возьми, порубаешь.
– А машину прогревать? – озабоченно спросил Осокин.
– Сперва сам прогрейся, – усмехнулся комвзвода. – Через час разбужу.
– Есть! – радостно ответил мехвод и полез обратно.
Через несколько секунд он выполз из танка и уже направился было к блиндажу, но, сделав несколько шагов, остановился и нерешительно обернулся.
– А если немцы, командир? Ну, ночью? Может, мне лучше от танка не отходить?
Петров был готов расцеловать маленького водителя за этот вопрос. Осокин очень замерз, это видно, и все же он подумал о том, что делать экипажу без мехвода в случае немецкой атаки.
– Иди грейся, Вася, – улыбнулся командир.
Осокин облегченно вздохнул и, переваливаясь, побежал к блиндажу.
– Орел! – заметил Безуглый. – Орел ведь, товарищ старший лейтенант?
– Орел, – согласился комвзвода. – Ладно, а вызови-ка ты мне, Саша, комбата.
– Есть!