И.Кошкин За ценой не постоим

Худо-бедно, но, кажется, он заставил комбата относиться к войне серьезно, хотя, конечно, грозить расстрелом – это не дело. Впрочем, Бойко рассвирепел еще сильнее и просто снял комиссара мотострелков, поставив вместо него одного из ротных политруков. Но все эти крутые меры вряд ли поменяют что-то в головах сотен бойцов и командиров, а значит, батальон нельзя считать надежной боевой единицей. Впрочем, других у него не было. Вряд ли командарм-16 вот так, по первому требованию, выложит полковнику Катукову шестьсот человек сплошных героев, дисциплинированных и ответственных. Сомнительно, что даже сам товарищ Федоренко[22] на это способен. Придется воевать с теми, кто есть. Кажется, последнюю мысль он произнес вслух, потому что Кульвинский, начавший было развивать какой-то сложный тезис о важности процесса тактического обучения командиров, запнулся и посмотрел на комбрига красными от постоянного недосыпания глазами. Потом подполковник извинился и пошел в избу – работать. Катуков шагнул вслед, пошатнулся в дверях, задев плечом косяк, и подумал, что, наверное, надо поспать хотя бы три часа, иначе к утру он просто свалится.

* * *

Танки вползли в лес, и экипажи бросились отцеплять волочившиеся за машинами связки веток и стволов молодых березок – перед тем, как съехать с шоссе, комвзвода приказал сбросить за корму заранее заготовленные фашины. Дорога была разбита гусеницами и колесами в грязь, но выдавать расположение ударной группы Петров не собирался. Приказав маскировать «тридцатьчетверки», комвзвода отправился искать Гусева.

Танк капитана, заботливо укрытый брезентом, занимал позицию на холме. Отсюда, с опушки, КВ капитана и старшего лейтенанта Заскалько контролировали почти километр Волоколамского шоссе. Комбриг держал тяжелые танки под рукой, в своем личном резерве, поскольку считал, что раскидывать тяжелые машины по батальонам 316-й дивизии – это верный способ их потерять. Сорокашеститонные мастодонты едва доползли до Чисмены, и Катуков отдавал себе отчет в том, что ресурс моторов и подвески не беспределен. КВ прошли почти пятьсот километров по дорогам, превратившимся в реки грязи, прошли на честном слове, мате и кровавом поте водителей, потерявших в этих чудовищных маршах килограммов по пять живого веса. Полковник бесконечно уважал генерала Панфилова, но он знал, как пехота относится к танкам. Хотя машины, отправленные в засады, вроде бы по-прежнему подчинялись комбригу, Катуков понимал: каждый командир полка или батальона считает, что «коробка», отправленная для поддержки, переходит в его собственность. Так пусть уж отдуваются «тридцатьчетверки» – они все-таки полегче. БТ и броневики комбриг тоже оставил под рукой, но уже по другой причине – бои под Мценском подтвердили, что век легких танков прошел. Высокие, длинные, не многим меньше «тридцатьчетверок», они вспыхивали, как факелы, и танкисты горько шутили: на «бэтэхе» броня – только от дождика.

Капитан Гусев с кем-то разговаривал по рации:

– Что? Куда, говорит? Посылай его к чертовой матери! К чертовой матери! Прием!

Петров подошел к танку, из которого доносился рев комбата. Возле машины сидел, нахохлившись, танкист в полушубке с поднятым воротником и надвинутой на глаза ушанке. В руках у танкиста был ППШ. Увидев комвзвода, часовой поднялся, обошел танк и вскарабкался на лобовую броню. Затем он опустился на колено и пару раз стукнул прикладом в люк механика. Стальная крышка приподнялась, и изнутри высунулась голова в танкошлеме.

– Старший лейтенант Петров до комбата, – хрипло сказал часовой и спрыгнул с машины.

– Ничего он тебе не сделает, слышишь? – С открытым люком голос капитана звучал громче, судя по всему Гусев был очень зол. – Ты стоишь там, где я тебе приказал! Прием!

– Товарищ капитан с лейтенантом Самохиным разговаривает, – пояснил часовой.

– Все, выполняй! Конец связи! – рявкнул Гусев.

Через несколько секунд открылся верхний люк, и комбат вылез из башни.

– Петров, здорово! – Капитан застегнул полушубок и спрыгнул с борта машины. – Как жизнь?

– Спать очень хочется, – честно признался комвзвода.

– Это понятно, – кивнул Гусев. – Отойдем-ка покурим.

Командиры отошли от машины метров на двадцать, и комбат вытащил кисет. Петров развел руками:

– А у меня ничего нет.

– Вас что, совсем не снабжали? – удивился капитан.

– Только самое необходимое, – мрачно ответил комвзвода. – Хорошо, хоть сухой паек доставляли.

– Так табак – это ж и есть самое необходимое, – заметил Гусев и сунул кисет старшему лейтенанту.

Оба закурили.

– Вашу засаду батя первой снял, – сказал комбат. – Похоже, что от Авдотьино тоже отгонит, кончатся самохинские мучения.

– А что там у него? – спросил Петров, с наслаждением втягивая табачный дым.

– Да. – Гусев махнул рукой. – С ним там рота нашего славного батальона… НКВД. Ну, ты должен был видеть. Командир роты желает, чтобы Самохин переставил танк ближе к окопам. А тот из леса, естественно, вылезать не хочет, благо, у него дорога на виду. Вот и меряются… А у тебя как?

Петров затянулся, выпустил длинную струю дыма…