И.Кошкин За ценой не постоим

Эти люди называли себя панфиловцами в честь того, кто готовил их к боям три месяца, готовил не за страх, а за совесть. Три месяца комдив, лично подбиравший своих командиров, изнурительными учениями превращал тех, кто не знал армейской службы, в воинов. Три месяца он носился от батальона к батальону, наблюдая за маневрами, маршами и стрельбами, следя за тем, чтобы бойцы всегда были накормлены и здоровы. Панфилов ковал свою дивизию, словно меч, и этот меч не подвел его. Брошенная в пекло, 316-я не сломалась, не разбежалась, но дралась стойко и, что было самым главным, умело. Иван Васильевич тоже относился к войне серьезно, и эту серьезность сумел привить многим своим командирам. Полковник Катуков был рад, что воюет плечо к плечу с таким человеком.

Панфилов полагал, что немецкое наступление может начаться в ближайшие дни – земля уже начала схватываться. Командир 4-й танковой считал, что времени у них чуть больше. Вряд ли они начнут наступление без авиации, а, судя по прогнозам, в ближайшие восемь-десять дней сохранится нелетная погода. Впрочем, рассчитывать на это нельзя, и командиры немало времени провели, обдумывая взаимодействие своих частей. Теперь, с восстановлением фронта, бригада больше не подчинялась Панфилову, получив свой участок обороны, и генерал говорил с Катуковым не как начальник, а как коллега и старший товарищ. Однако обоим нужно быть готовым к тому, чтобы поддержать соседа, если у того не будет больше сил держаться.

* * *

Обыкновенно утром комбриг объезжал расположение бригады, особое внимание уделяя мотострелкам. Несмотря на строжайшие внушения, порядок в батальоне навести не удавалось. В ротах не хватало теплой одежды и обуви, многие бойцы до сих пор ходили в сапогах и шинелях. У танкистов с полушубками и валенками было получше, по крайней мере в засады экипажи уходили одетые, как полагается. Кроме того, приходилось постоянно следить: отрыты ли окопы и там ли, где нужно, в общем, выполнять работу, которой должен заниматься отнюдь не комбриг. Полковника все это неимоверно раздражало, но он понимал – иного пути нет. Можно, конечно, отдать приказы, через пару дней убедиться, что они не выполнены, снять комбата и с чистой совестью отправить его под трибунал. Многие так и делали, но, с точки зрения Катукова, эти меры служили единственной цели: оправдаться перед начальством. Оно, конечно, никогда не помешает, но немец вряд ли удовлетворится объяснительными. Полковник тяжело переживал свое поражение под Мценском, и, хотя командование сочло, что бригада сделала все от нее требовавшееся, комбриг помнил о своих ошибках и не хотел их повторения. Конечно, ему не хватило времени как следует подготовить своих мотострелков к боям, но совесть командира это успокоить не могло. Михаил Ефимович был не из тех, кто долго терзается душевными муками, поэтому полковник просто сделал для себя выводы и стал воевать дальше.