– Да ну вас, – махнул рукой Петров и уже собирался лезть в танк, когда Безуглый начал громко диктовать вслух:
– «Драгоценная Евгения, чьей фамилии мы не имеем счастья знать! Пишут вам бойцы и командиры первого взвода, первой роты, первого батальона славной танковой бригады! Шестого ноября сего года, перед нашим великим праздником, вы почтили своим присутствием нашу славную часть, осветив…»
– «Озарив…» – поправил быстро записывающий Лехман.
– Да, «озарив своей незабываемой красотой наши суровые военные будни…».
Петров подошел к товарищам и протянул руку:
– Дайте это позорище сюда.
Луппов и Безуглый отгородили Лехмана спинами, и радист продолжил диктовку:
– «Дважды орденоносец товарищ старший лейтенант Петров – умелый и отважный командир, хороший товарищ…»
– Сашка, ты же не характеристику пишешь, – заметил Осокин.
– «…умом подобный древнегреческому философу Платону, а красотой…»
– Да вы что, обалдели? – заорал Петров, отталкивая наглого москвича.
– Держать командира! – громовым голосом скомандовал Луппов, хватая комвзвода за плечи.
Безуглый вцепился в Петрова с другой стороны, Лехман сунул сумку и карандаш Осокину:
– Вася, пиши!
Петров боролся со своими противниками, когда лейтенант Лехман ловко подкатился ему под ноги и все четверо рухнули на землю.
– «…Красотой же превосходит статую матроса на станции метро «Площадь Революции», – задушенно кричал из-под куча-мала Безуглый.
Осокин ловко вскочил на моторное отделение своей «тридцатьчетверки» и лихорадочно строчил, Петров вырывался и грозил всех поубивать, остальные благополучно ржали со стороны, полагая, что командиры сами разберутся.
– За что люблю первый взвод – это за бодрость духа и за то, что сил у вас хоть отбавляй.
Комроты и политрук подошли совершенно незаметно. Лейтенанты выпустили своего командира, Петров еще раз ткнул радиста мордой в снег и поднялся, отряхиваясь.
– Играете? – ласково спроси Бурда.
– Угу, – буркнул Петров, – эти сволочи…
– Готово! – крикнул с танка Осокин, писавший так увлеченно, что даже не заметил прихода начальства.
Бурда посмотрел на водителя, потом на скомканный брезент, на ухмыляющихся лейтенантов и расплылся в улыбке:
– Ладно, сперва хорошая новость, хотя ты, Ваня, ее не заслуживаешь. – Бурда вытащил из кармана клочок бумаги и помахал им в воздухе. – Вообще, конечно, тебе должно быть стыдно: такая девушка, а ты даже адрес не спросил…
Петров подскочил к комроты и выхватил листок у него из рук. Развернув дрожащими руками сложенную записку, комвзвода с облегчением выдохнул. Странное дело, сегодня Иван впервые увидел эту девушку, да и говорил-то с ней час, не больше, но от одной мысли, что им больше не встретиться, заболело сердце. Зато, получив этот неровный клочок бумаги с фамилией и адресом, старший лейтенант вдруг понял – он совершенно счастлив.
– Они уже отъехали, но дорога там сами знаете какая, еле ползли, – с удовольствием рассказывал Бурда. – Тут Оля спохватывается, что наш герой о ней ничего не знает, просит остановить… Естественно, ничего тут не остановишь, но подруга у нее боевая: быстро написала записку, высунулась на ходу в форточку и крикнула часовому, чтобы передал старшему лейтенанту Петрову или старшему лейтенанту Бурде.
– Прямо роман какой-то, – усмехнулся Луппов, стряхивая с ватника мокрый снег.
– Часовой передал записку командиру штабной роты, а тот, соответственно, мне, – закончил Бурда. – Ну что, Ваня, плясать будешь?
– Оставь его, – заметил политрук, – он же сейчас разрыдается от счастья. Лучше скажите, что у вас тут за чемпионат по вольной борьбе?
– О-о-о! – поднял палец Лехман. – Мы тут своими силами пытались Ване помочь, но он отплатил нам черной неблагодарностью.
– Мы Жене на работу письмо написали, – пояснил Безуглый. – А товарищ старший лейтенант на нас вызверился.
Загудаев подошел к Осокину и забрал у него листок. Пробежав его глазами, политрук захохотал и сунул письмо Бурде:
– На, читай вслух!
Бурда читал с выражением, хотя когда дошел до Платона и матроса, начал похрюкивать.
– «А еще, уважаемая Евгения, – продолжил комроты, – просим вас помочь другому нашему товарищу, сержанту Александру Безуглому…»
– Ну, Васенька, – пробормотал радист.
– «Парень он смелый и видный, но с девушками ему не везет». – Бурда посмотрел на сержанта: – Что, правда не везет?
Александр широко ухмыльнулся. Несмотря на все свое шутовство, москвич был человек и умный, и незлобивый. Безуглый развел руками:
– До войны вроде все правильно было, – он картинно сдвинул на лоб танкошлем, поскреб пятерней затылок и шумно вздохнул: – А потом – я на фронт, они в эвакуацию.
– Они? – недоверчиво спросил Осокин.
– Ну, за таким орлом вся улица, наверное, бегала, – заметил Бурда и продолжил чтение: – «А что идиот – так это не беда, а для умной девушки – даже подарок…»
Лехман хмыкнул, Петров похлопал радиста по плечу.
– «Идиот» пишется с двумя «и», – строго сказал комроты, – «а то больно смотреть, как наш боевой товарищ Александр Безуглый чахнет, что одинокая роза на осеннем ветру…».
Бурда не выдержал и заржал.