Лишь слепая ярость, которая целиком уничтожает способность здраво мыслить. В голове стучит только одна мысль:
«Враг!»
Вампир хватает руки охотника за запястья и немного ослабляет его хватку, давая себе возможность сделать вдох. На лице Иного проскальзывает злобная гримаса и он пытается вновь сжать руки на горле вампира, а желательно оторвать ее. Не позволяя ему этого сделать, Адриан бьет его коленом в живот, и за секунду, что Трэин отвлекся, кардинально меняет их позиции, зажимая руки мужчины и пытаясь удержать вырывающееся тело.
Первый проблеск здравого смысла появился, стоило вампиру скинуть с себя обезумевшего охотника. Но этого было мало. Он ДОЛЖЕН был убить вампира. Ночной кошмар воплотился в реальность, и никто сейчас его не разбудит.
— Трэин, очнись, — в темных глазах он видел лишь злость, что заставляла что-то внутри Адриана замереть, — Тьма, Да очнись же ты! — Уговоры не работают, и светловолосому каким-то образом снова удается извернуться и придавить вампира к полу, снова сдавливая горло. Конечно, Адриан мог завязать с ним драку, но он не хотел причинять ему вред. Внезапно мелькнувшая в голове мысль казалась абсурдной, можно даже сказать — безумной, но она могла сработать. Во всяком случае, хотелось верить.
— Если тебе так хочется — давай… Убей меня! — Адриан перестает сопротивляться и просто легко поглаживает душащие его руки. — Но стоило ли тебе тогда спасать меня от солнца? — постепенно голос меняется на еле слышный шепот. Еще чуть-чуть и будет сломан сначала кадык, а затем и трахея. — Тогда… я не думал о своей семье… А ты упрекал меня в этом… Трэин, вернись… Ты же не такой… — наверное, глупо вот так просто разговаривать с тем, кто пытается убить тебя, но сейчас он не мог ничего поделать. Мужские руки переместились, удобнее перехватывая голову и силясь оторвать ее. Но перворожденный все равно находит рукой лицо охотника, легко проводя по щеке кончиками пальцев.
Прикосновение чужой руки. Почему такое знакомое?
— Если ты не остановишься, с Анной и Мари ты будешь объясняться сам…
Ничего не видящий взгляд упирается в спокойное лицо перворожденного. Слишком спокоен, слишком красив даже сейчас.
«Почему я…» — первая рассеянная мысль, но ведь это всего лишь сон.
Асфиксия начала накрывать его, сознание плавно стало утекать, и в голове крутилась лишь одна мысль — может ли вампир умереть от удушья? Если нет, то с оторванной головой вполне.
— Останови меня. — голос не слушается, срываясь на шепот. Почему он думает, что если раньше его не остановили, то остановят сейчас? Руки начинают дрожать, и хватка уже не такая сильная.
Медленно, стараясь не делать резких движений, вампир отводит руки в стороны и принимает вертикальное положение, садясь рядом с беловолосым.
Он чувствует, как тонкие пальцы обхватывают запястья и осторожно отводят руки в стороны, а он замер, словно это и не его тело вовсе. Только сейчас Иной осознает, что тугой обруч, сжимавший грудь и не дававший дышать становится слабее, а клеймо уже не так жжет ногу. Он и не понял, как Адриан оказался сидящим рядом с ним, а тело начинает бить крупная дрожь.
Трэин неверяще опустил взгляд на собственные руки. Нет, сейчас это был не сон. Подняв взгляд на Адриана, охотник дернулся в сторону, отползая от брюнета, будто боясь, что это повторится.
— Я не мог сделать это… Я не собирался, правда… — в серых глазах нескрываемый ужас и паника. Упершись спиной в кровать, он прячет лицо в ладонях. — Это не я… Почему ты не остановил меня?.. — его всего трясет, а мысль о том, что он мог убить этого вампира приводит в ужас. Какая ирония. Из груди вырывается нервный смешок. — Это все из-за тебя. — тихо произнес Трэин, все еще пряча лицо. — Уже которую ночь мне снится приказ убить тебя, а ты и не сопротивляешься, позволяешь сделать это. Я устал просыпаться в холодном поту… — мужчина облизнул пересохшие губы и поднял взгляд на Адриана. Это был измученный взгляд того, кого постоянно что-то гложет. — А еще мне снился тот день, когда мне поставили клеймо. — черт знает, что сподвигло его на эти откровения, но мужчина чувствовал — нужно выговориться.
Адриан наблюдал за зарождающейся истерикой и крупной дрожью, сотрясающей обычно спокойного Трэина. Вслушиваясь в его тихий, сбивчивый голос, Адриан пытается понять, что в этом рассказе так настораживает.
— Я раньше никогда не видел снов, особенно о том, что было до того, как я по праву стал зваться воином ордена. Я вообще ничего не помню до тринадцати лет. Самое первое воспоминание — я просыпаюсь после церемонии. — подтянув колени к груди, Иной обхватил их руками и положил на них голову, глядя в стену. — Все остальное знаю лишь со слов ате. Я даже не помню, почему так начал называть наставника! Я пытался спросить у него, но он сказал, что я сам должен вспомнить… А я не могу. — он всегда искренне не понимал тех, у кого были хоть какие-то воспоминания из детства, это было странно. А сейчас Трэин осознавал — это с ним что-то не так.