— Я действительно любил Лили, люблю и, вероятно, буду любить вечно, — он говорил спокойно, но она чувствовала, как вибрировал его голос, — но мы с ней никогда не были в таких отношениях.
Он сделал акцент на «таких» и все же дотронулся до плеча Гермионы.
— Все не так, как вы себе представляете. Как… Дамблдор пытается представить. Это было очень односторонне и бесперспективно, и сейчас, по прошествии лет, у меня осталась лишь тоска по ней и чувство вины. Я… у меня и в мыслях не было искать компенсации в вашем лице. Ваш интерес был для меня неожиданностью, но большим потрясением стало то, что я не смог противиться своим желаниям. Я думал, что уже не способен на подобные…
— Чувства? — она продолжила на автомате, ощущая себя опустошенной.
— Да, Гермиона. И вы должны понять, что это очень сложно для меня, даже не учитывая все аспекты недопустимости наших отношений. У меня был план, было решение, но никто никогда не говорил, что любит меня, — он, казалось, сбился с мысли и замолчал, стискивая ей плечо.
— Будут синяки.
— Что?
— На руке. У меня хрупкие капилляры — на бедрах до сих пор видны следы.
Он расслабил пальцы, но руку не убрал.
— Я могу дать вам мазь.
— У меня есть. Маггловская, но неплохо помогает.
Какой бред она несет! Им нужно поговорить об их отношениях, нужно разобраться… а нужно ли? Тем более сейчас, когда они не могли даже заикаться о будущем. Гермиона нерешительно потянулась вперед и схватилась за край сюртука, поглаживая пуговицы и не решаясь поднять взгляд. Он наклонился и поцеловал её, несмело, совсем не так, как в прошлый раз. Но на этот раз она ответила — мягко, но требовательно. Он дотронулся до её шеи и заскользил вниз по гладкой ткани. У Гермионы перехватило дыхание. Никогда, никогда она к этому не привыкнет. В секунду из тоскливой апатии её настроение поднялось до еле сдерживаемого восторга. Она подалась навстречу его рукам, и сама испугалась своей готовности. Но Северус не торопил, его руки порхали, поглаживая, дразня. Даже когда халат соскользнул с её плеч, и соски затвердели то ли от возбуждения, то ли от холода под тонкой рубашкой, он не ускорился. Они все так же стояли около кровати и не спеша целовались. Хотя её руки уже дрожали от нетерпения, она порадовалась возможности отомстить бесконечным пуговицам Снейпа.
Когда все его черные одеяния наконец оказались в компании её халата, а рубашка распахнулась, он разорвал поцелуй и немного отступил, подхватывая подол её сорочки. Гермиона подняла руки и вдруг обнаружила себя абсолютно голой перед ним. Это было не впервые, но она все же смутилась — он так смотрел на неё. Снейп вернулся к поцелуям, не давая ей расстегнуть его ремень, и неожиданно подхватил её, усаживая на высокую кровать. Переходя на шею и ключицы, он, вместо того чтобы присоединиться, встал на колени между раздвинутых ног и прижался лбом к груди. Гермиона чувствовала его горячее дыхание и, хотя не вполне понимала, что происходит, откинулась назад, чуть приподнявшись на локтях. Гораздо удобнее, чем на столе, что ни говори. Северус вдруг без предупреждения дотронулся до неё, размазывая влагу. Она закусила губу, чувствуя, как его пальцы скользят внутрь. Он склонился над ней и начал целовать бедра, как будто залечивая синяки, разводя ноги шире, раскрывая. Когда его язык коснулся её, Гермиона дернулась и, совсем не ожидая от себя этого, попыталась приблизиться ближе. Ласки были похожи на поцелуи. Она полностью легла на спину и, не удержавшись, потянулась руками к его волосам. Она читала про это в некоторых книгах, но не представляла подобное даже в самых смелых мечтах. Было так приятно, что рефлекторно она приподнимала бедра, ведомая темпом горячих приливов, которые распаляли её все больше и больше. Он убрал пальцы, и Гермиона недовольно застонала, потеряв один из источников стимуляции. Но тут же ахнула, когда он подтянул её выше, наискосок кровати, прижимаясь к ней и пытаясь на ходу расстегнуть ремень. Она дотронулась до его руки, чувствуя, как та дрожит, и поймала губы. Было странно ощущать свой собственный вкус, но никакого отторжения это не вызывало.